Добро не оставляйте на потом

Арестованных итальянцев согнали с одного конца Соединенного Королевства в другой. Бритальянцы особо не сопротивлялись. Они послушно выполняли приказы охранников, готовых в случае чего пустить в ход оружие.

Территория заброшенной фабрики «Уорт Миллс», по мнению знающих людей, представляла собой идеальное место для тюремного лагеря. Выстроенные в колонну люди стояли под открытым небом, в огороженных загонах, как скот на убой. Тех, чьи имена и данные вносили в списки, по очереди запускали в здание. Импровизированный барак был рассчитан на две тысячи человек, и хотя в тот день число пленных возросло до трех тысяч, всем удалось втиснуться. Здание и участок вокруг были огорожены колючей проволокой. У входа стояли вооруженные охранники.

Внутри не оказалось ни стульев, ни скамеек, ни коек – только огромное грязное пространство площадью в два акра. На противоположной от входа стороне несколько заключенных, прибывших ранее, только что закончили подметать пол. Вскоре по толпе пронесся слух, что это профессора и преподаватели Оксфорда – евреи, когда-то уехавшие из Германии и Австрии, которых теперь считали потенциальными шпионами. Бритальянцы не верили, что эти люди представляют для британского правительства бо́льшую угрозу, чем они сами. Однако это не имело значения – сила была не на их стороне.

Ветхое мрачное здание заброшенной фабрики удручало вдвойне. В воздухе, будто смог, висела густая хлопковая взвесь, пол был липким от старого машинного масла. Источником слабого мутного света служила грязная стеклянная крыша. Сквозь разбитые окна залетали брызги моросящего дождя. Стены покрывала черная плесень.

Заключенным выдавали мешки и солому, чтобы набить тюфяки. Устроив себе подобие постелей, арестанты топтались вокруг них, гадая, что ждет их дальше. Молодые устраивались на вещмешках, мужчины постарше в качестве стульев использовали свои чемоданы. Вновь прибывшие ходили кругами, высматривая в толпе знакомые лица.

Неопределенность порождает страх, и отсутствие информации только усиливало тревогу заключенных. Никто не объяснил, зачем их привезли на фабрику и куда повезут потом.

Антика встал в очередь за мешком и соломой.

Матиуцци с сыном взяли полагавшуюся каждому посуду, в набор входили жестяная тарелка, миска, чашка и ложка. Никакой еды на тарелку не положили.

Саваттини оказался в числе последних, кого впустили в здание фабрики. Пытаясь оценить обстановку, он озирался среди толпящихся в огромном пространстве людей – выглядывал, где находится кухня.

Почти следом за Саваттини внутрь вошел Фракасси. Вместе с тридцатью другими заключенными его привезли со станции в армейском грузовике, затолкав всех в кузов.

Фракасси, в длинной черной сутане с колораткой[144], начал протискиваться сквозь толпу. Мужчины расступались, склоняли головы в знак уважения и бормотали приветствия пожилому священнику. Фракасси признательно кивал в ответ и наконец добрался до дальнего конца помещения.

* * *

Саваттини искал в толпе знакомые лица, зная, что первейшая задача метрдотеля – налаживать связи. Он заметил троих мужчин, примостившихся под окном. Похоже, вот подходящая компания. Ему очень хотелось выпить, а они потягивали граппу. Саваттини сунул руку в карман и пересчитал сигареты. Осталось ровно тринадцать штук, до утра ему хватит.

– Господа, – он подошел к Антике, Матиуцци и Пикколо, – вы откуда?

– Из Глазго. – Пикколо протянул ему руку.

– Нет, я имел в виду Италию. Откуда вы родом?

Антика воодушевился:

– Барди. Знакомо?

– Конечно, Эмилия-Романья. Я тоже из тех мест, только с холмов.

Антика, сидевший на своем чемодане, подвинулся:

– Садитесь, садитесь.

Саваттини сел.

– Что вы обо всем этом думаете? – Он очертил в воздухе круг сигаретой.

– Я воевал за них на Мировой войне, – Матиуцци пожал плечами, – так что мне это кажется абсолютной бессмыслицей.

– А меня арестовали на кухне отеля. Я начинал свой обычный рабочий день.

– Никогда не встречал повара, который носит лакированные туфли. – Матиуцци протянул мужчинам испеченные женой таралли[145]

со специями.

Саваттини усмехнулся и взял угощенье.

– Я метрдотель в «Савое». Там и живу. За время работы многое повидал и сначала решил, что меня арестовали, потому что я кое-что знаю про азартные игры, устраивавшиеся в нашем отеле. Половина кабинета Черчилля не прочь посидеть за карточным столом.

– Так напишите ему, – посоветовал Антика. – Если вы знаете этого человека, напишите ему и скажите, что это ужасная ошибка.

– Пускай играют в свои игры. Это предупреждение для Муссолини, не более того. Черчилль не потерпит шпионов и пожертвовал итальянцами, чтобы преподать урок.

– Но мы же не враги. Мы лоялисты! – упорствовал Матиуцци.

– И как вы докажете свою преданность? Тут ведь, как в любви, ничего не выйдет без взаимности, – уверенно сказал Саваттини.

Антика налил ему граппы в жестяную флотскую кружку. Саваттини поблагодарил, покачал кружку в руке, взбалтывая содержимое, и сделал глоток. Крепкий напиток обжег ему горло и теплом разлился по нутру.