Добро не оставляйте на потом

– Эх, многое бы я отдал сейчас за чашечку горячего мазаватти[147], – вздохнул Антика. – Настоящего чая в настоящем английском фарфоре.

– Я бы лучше пива выпил. – Пикколо вытер пот с лица.

– Мать меня учила, что когда жарко, не думай о прохладном, вспоминай о чем-то горячем, и станет прохладнее, – сказал Антика.

– Давай-давай, – усмехнулся Саваттини, – помечтай.

– Приносят, значит, мне чай. Подкатывают тележку со сладостями, на ней гора выпечки и шоколада. Я беру серебряными щипцами обсыпанную сахаром булочку. Рядом в горшочке свежее масло, сбитое этим же утром. Закрываю глаза и вдыхаю пар от чашки с чаем. Мадагаскар. Шри-Ланка. Цейлон…

Антика собрался было продолжить фантазировать, но тут к ним в каюту зашел Мак-Викарс:

– Так-так-так, а вот и жители Вест-Энда Глазго!

– Мак-Викарс! Хитрый ты лис! – Антика встал поприветствовать давнего приятеля. – Как ты нас нашел?

– Увидел тебя в списке, – бодро сказал Мак-Викарс, но, оглядев тесную каюту, тут же сник. Ему пришлось сгорбиться, стоять во весь рост не было возможности. Так нельзя обращаться с людьми, с его друзьями!

– Этторе Саваттини. – Незнакомый мужчина протянул Мак-Викарсу руку.

– Это наш новый друг, – представил его Антика. – Метрдотель в «Савое».

– Жаль, мы не смогли предложить вам условия получше. – Мак-Викарс пожал протянутую руку.

– Нас и эти вполне устраивают. Спасибо, что заглянули проведать.

– До чего же тебе идет форма, капитан, – воскликнул Антика.

– В этом рейсе я первый помощник. Боюсь, капитан уже только в воспоминаниях.

Мак-Викарс высунул голову в проход и посмотрел по сторонам. Очередь в гальюн, как и очередь на палубу, текла непрерывным потоком. Он закрыл дверь.

Джон распахнул китель и выудил из внутренних карманов пачку печенья, ломоть сыра чеддер и два обернутых тряпицей пирога в форме полумесяца из тонкого теста и с начинкой из мяса, картошки и лука. Мужчины с радостью приняли угощения, передавая их друг другу. Мак-Викарс достал из заднего кармана брюк бутылочку виски и заговорщицки приложил палец к губам.

– Ты просто святой! – прошептал Антика. – Я уже стар для путешествий по морю. Глоток виски успокоит мой бедный желудок.

– Вот и выпьешь за своего друга. Я ведь теперь женатый человек, – похвастался Мак-Викарс. – Женился на Доменике Кабрелли.

– Auguri![148] Я встретил ее в монастыре на прошлое Рождество. Bellissima.

– Она мне рассказала. – Мак-Викарс знал, что Доменика одобрила бы его идею подкормить этих итальянцев. Он порылся в карманах и вытащил еще пачку сливочного масла. – Будете мазать на хлеб по утрам. Но только чтобы никто не заметил, а то такое начнется. Видел я, тут любой мелочи достаточно. На завтрак дают кофе и самые обычные булочки. Кофе крепкий, но можно разбавить сливками. А масло как раз для булочек. Я переселю вас на верхние палубы, дайте мне время.

Саваттини хлопнул в ладоши и в предвкушении потер руки.

– Вы скажете им, что я умею готовить?

– И какое ваше коронное блюдо?

– У меня все выходит отлично. Яйца. Картошка. Жаркое. Спагетти! Всего лишь мука и немного воды.

– Я предупрежу парней на камбузе. – Мак-Викарс выглянул в коридор. – Мне надо идти.

– Джон, ты можешь сказать, куда нас везут? – Антика схватил его за руку.

Мак-Викарс ободряюще похлопал Антику по плечу:

– В Канаду. Семь-десять дней в пути. На такой посудине, может, и дольше, так что обещать ничего не буду.

На лицах итальянцев отразилось отчаяние.

– Ну-ну! Не волнуйтесь. Я здесь, рядом. – Мак-Викарс улыбнулся. – Я принесу еще печенья! И вытащу вас отсюда.

Джон Мак-Викарс ушел, оставив четверых мужчин явно приободренными.

* * *

– Сегодня я буду хорошо спать, – признался Матиуцци, смакуя последний кусочек мясного пирога. – Эти пирожки – гордость Шотландии.

– Да, они очень вкусные, – согласился Саваттини. – Жаль, я туда не наведался. Работал как проклятый и ни разу не выезжал из Лондона.

Мужчины пустили по кругу небольшую бутылочку виски. Антика сделал глоток.

– Ума не приложу, как может что-то столь совершенное не быть итальянским?

– Так ведь крепкий алкоголь изобрели именно шотландцы. Отдадим им должное, нам это не помешает. Сейчас нет ничего хуже, чем быть итальянцем или потомком итальянца, – признал Матиуцци. – С нацистами они и то лучше обращаются. Там, наверху, есть и свет, и свежий воздух.

– Против нас не выдвинули никаких обвинений. Арестовали без всякой причины, – воскликнул Пикколо, явно настроенный добиться справедливости. – Это ошибка, и они все поймут.