Когда я вернулся к себе в комнату, солнце опускалось за верхушки сосен, высоко в небе светила луна, хотелось есть, холодильник был пуст. Я разложил перед собой чистые листы бумаги, взял перо и написал название будущей работы:
«Смена дня и ночи, или Еда как иллюзия».
«Глава 1.
Испокон веков, почти с самого начала своего существования человечество хотело есть», – начал я.
На этом месте я сделал паузу и решил не писать столь категоричных утверждений бездоказательно.
«Доказательства тому мы находим в научных трудах Э. Добронравова и Б. Розенкранца», – сослался я.
Конечно, никаких учёных Добронравова и Розенкранца никогда не существовало, но так мой опус выглядел серьёзней, да и кто станет это проверять.
«Косвенные доказательства желания перекусить мы находим и в многочисленных трудах классиков мировой художественной литературы», – добавил я.
«Желание позавтракать, а также пообедать, а иногда и сытно поужинать, хотя лучше и то, и другое, и третье, является столь же непреложной истиной, как смена времён суток. Причём именно в таком порядке, а никак не наоборот – это столь же непререкаемый факт, как то, что за утром следует день, а за днём вечер.
Однако же официальной науке известен случай, когда следом за днём сразу наступило утро, но это произошло лишь однажды, в эпоху мрачного средневековья в 2033 году от Рождества Христова.
Сия метаморфоза вызвала массовые народные волнения и, как следствие, полнейший крах экономики микронезийского региона, что чуть не привело к противостоянию северного и южного полюсов».
В желудке урчало и дальше писать про еду не было сил. Я спустился во двор и отправился на охоту. Моей жертвой стал припозднившийся лоточник, у которого я купил порцию мороженого. Перекусив в парке на скамейке, я почувствовал, что проблема мирового голода сильно преувеличена, и в хорошем расположении духа, вернувшись за рабочий стол, закончил первую главу, подарив читателю надежду своим оптимистичным тоном.
Ничто так не способствует хорошему сну, как творческая самореализация и ужин.
Каждый день я выдавал короткие главы, в любой момент ожидая, что ректор догадается, что это полная ахинея. Вторую главу я озаглавил «История вопроса»:
«СМЕНА ДНЯ И НОЧИ, ИЛИ ЕДА КАК ИЛЛЮЗИЯ. Глава 2. История вопроса.
Недостаточная точность современных измерительных приборов, а также сложность анализа имеющихся у современной науки данных не позволяют с точностью определить, когда именно человек впервые поужинал, равно как и установить, что именно это было за блюдо или хотя бы к какой кухне оно принадлежало.
Вокруг данного вопроса не утихают научные споры, сейчас же можно лишь с известной долей приблизительности заявить, что это было около восьми часов вечера и, скорее всего, подавались лёгкие холодные закуски».
В третьей главе я затронул социально значимые вопросы, глава была пересыпана подобными перлами:
«С изобретением встраиваемой бытовой техники роль женщины в политике значительно возросла. Если в предыдущие эпохи активной социальной деятельностью из женщин занимались лишь единицы, не умевшие готовить, то с изобретением бытовых приборов готовить умели всё меньше женщин».
Пока ректор был готов кормиться этой чушью и не знал, продолжать считать меня гением или признать шарлатаном, я мог быть спокоен и проводить всё свободное время в архивах.
Однажды, в обеденный перерыв, углубившись в чтение, по дороге в столовую я сбился с пути. Я читал найденную в архиве утром книгу под названием «Смысл жизни» и, листая страницы, не заметил, как свернул не в тот коридор, и вдруг оказался перед дверью с табличкой, гласившей «Факультет Удачеведения. Экспериментальный отдел».
Удача бы мне пригодилась. Я вежливо постучал и вошёл.
– Профессор Фрейд!
Я кивнул, польщённый тем, что был узнан.
Приветствовавшие меня молодые люди и девушки стояли, образуя круг метров трёх в диаметре. Лица их были напряжены, читалась досада, усталость и замешательство.
Очевидно, это были студенты, занимавшиеся практическими занятиями.
– Привет. Никогда здесь ранее не бывал. Чем занимаетесь? – поинтересовался я беззаботно.
– Проводим эксперимент, – тяжело ответил один из молодых людей.
– И как успехи?
– О боже, это ужасно! – ответил парень. – Эксперимент ещё не начался, а уже оказался на грани провала.
– Поясни, – попросил я.
– Видите ли, мы изобрели средство для повышения персональной удачливости и собирались его испытать.
– И в чём сложность?
– В том, что сейчас нам нужно выбрать того, кто будет испытывать.
– И? – не понял я.
– Проблема в том, что мы не знаем, как нам выбрать этого человека.
– Ну выберите его жеребьёвкой, – предложил я. – Кому повезёт, тот и будет счастливчиком.
– В том-то и дело! – воскликнул мой собеседник, страдая от моей непроходимости. – Как можно испытывать средство для удачи на том, кому везёт? А что, если, напротив, средство может причинить вред испытателю? Тогда результат жеребьёвки следует расценивать, наоборот, как неудачу. В таком случае средство, которое приносит неудачу, будет испытано на неудачнике. Вы представляете, какие последствия это может иметь для испытателя?!