Добро Пожаловать На Темную Сторону (ЛП)

Не могу больше тебе писать. Не спрашивай меня почему и не пытайся переубедить меня в этом. Это не круто, взрослый мужик пишет девочке-подростку, и это моя гребаная вина, что ты запуталась и думаешь, что влюбилась или еще какое-нибудь дерьмо. Ты не любишь меня, девочка. Ты меня даже толком не знаешь. Счастлив, что был рядом с тобой, когда ты была больна раком, когда ты выросла в очень крутую молодую женщину. Это была моя гребаная честь быть твоим монстром-хранителем. Но правда в том, что я тебе больше не нужен. Ты хорошая, здоровая и взрослая. Так что я уйду отсюда и скажу тебе, чтобы ты продолжала жить по-настоящему и свободно. Забудь о своих родителях и их дерьме, забудь о том, чего от тебя ждут другие. Жизнь слишком коротка, и ты это знаешь, маленький воин, так что живи, пока все идет хорошо.

Зи.»

Глава девятая

Луиза

Май 2017.

Неважно, насколько вы набожны, воскресная служба никогда не бывает веселой.

Поверьте, я достаточно долго была внучкой пастора и дочерью мэра, чтобы знать, о чем говорю. Я пробовала считать в обратном порядке от миллиона, называть всех важных фигур в Библии в порядке тяжести их грехов, спрягать французские и латинские глаголы до тех пор, пока у меня не заслезились глаза. Любое занятие, каким бы утомительным оно ни было, было лучше, чем слушать, как дедушка читает очередной отрывок из Библии.

Долгие годы я старалась быть благочестивой, доброй и сильной перед лицом всего зла, которое, по мнению христиан, ходит по земле и искушает слабых. Я старалась и преуспела настолько, что стала своего рода образцом добродетели в Энтрансе примером, на котором матери учили своих маленьких девочек, как правильно расти, идеальной женой для молодых мужчин, которые оставались верны пути праведности. Луиза Лафайетт была опорой общества, как и ее мать и отец, как и ее бабушка и дедушка.

Все это добро, все эти старания, и как Бог отплатил мне?

Раком. Опять.

Я прожила целых два года в детстве, когда он горячо и едко тек в моей крови, но теперь, когда он вернулся, я все еще не привыкла к его запаху, к тому, как он затуманивает мое зрение как в буквальном, так и в метафорическом смысле. Трудно было верить в то, во что я должна была верить, когда чувствовала себя такой несчастной, такой неподвластной молитвам.

Мне только что поставили диагноз «вторая стадия», и на горизонте маячила возможность химиотерапии.

Я снова потеряю волосы.

Это была такая пустая забота, но, хотя мои родители были воскресными прихожанами, они были достаточно человечны, чтобы испытывать гордость и поверхностность. Черт возьми, они были королем и королевой Энтранса; они жили ради этих вещей. Мама была опустошена больше, чем я, когда мне сказали, что я потеряю густую массу бледных светлых волос, которые были у меня с рождения, волос, которые я унаследовала от нее. Она плакала и сжимала в кулаке большие горсти волос, вытирая слезы о пряди. Мне было бы противно, если бы я сама не была опустошена и не пыталась изо всех сил скрыть это.

Это был конец одиннадцатого класса средней школы, оставалось меньше двенадцати месяцев до окончания школы и всего, что с этим связано, включая выпускной бал. И я собиралась быть лысой во время всего этого.

Мама сказала, что купит мне очень хороший парик, но все будут знать, что это не мои волосы, а это было еще хуже, чем голый череп.

Мои друзья были хорошими людьми, поэтому они не стали бы смеяться. Они просто игнорировали это, как мы все игнорируем уродливые вещи в жизни, и идем дальше.

Я так устала скрывать уродство. Теперь оно жило внутри меня. Невозможно было игнорировать его присутствие в повседневной жизни.

Хуже всего, что я не могла рассказать об этом Зевсу.