Добро пожаловать в обезьянник

– А вы уверены, что это мой Роберт?

– Кто же еще носит на плавках значок с изображением Голдуотера?

– Вот как! – гневно воскликнул коммодор. – Вы не разделяете его политических взглядов?

– Значок, – ответил ему Бойл, – я упомянул только как особую примету. Политические же взгляды вашего сына службу безопасности не интересуют. И чтоб вы знали: семь лет я охранял жизнь республиканца и три года – жизнь демократа.

– И чтоб вы знали, мистер Бойл: Дуайт Дэвид Эйзенхауэр не был республиканцем.

– Даже если бы он был анархистом, я все равно бы честно ему служил. Точно так же я буду охранять следующего президента. Кроме того, я занимаюсь тем, что оберегаю людей вроде вашего сына от пагубных последствий чересчур фамильярного общения с президентом и членами его семьи. – В словах Бойла все отчетливее звучал металл. – Я заявляю серьезно и вполне официально: ваш сын не должен использовать яхту президента в качестве места для любовных свиданий.

Последняя фраза смутила и несколько обескуражила коммодора.

– Каких любовных свиданий?

– Дело в том, что Роберт встречается с девушками на борту чужих яхт. Он побывал уже практически на всех и в конце концов добрался до президентской – видимо, думал, что та пуста, но неожиданно наткнулся на Стивенсона и Рейтера.

Рэмфорд на несколько секунд замолчал.

– Мистер Бойл, – наконец сказал коммодор, – меня возмущают ваши домыслы. Если вы намерены продолжать в том же духе, я советую вам сдать оружие и приготовиться к судебному разбирательству. Мой сын Роберт никогда не встречается с девушкой, не представив ее предварительно нам с мамой.

– Сейчас и представит, – пообещал Бойл. – Молодые люди уже направляются сюда.

С коммодора слетели остатки спеси.

– Извините, не могли бы вы сообщить, как ее зовут?

– Шейла Кеннеди, – ответил Бойл, – родственница президента Соединенных Штатов. Недавно приехала из Ирландии.

В этот момент в дверях появился Роберт Тафт Рэмфорд. Он представил родителям девушку и сказал, что они собираются пожениться.

Странный ужин получился в тот день у Рэмфордов – грустный, но одновременно радостный и красивый. В нем принимали участие Роберт, Шейла, я, Рэмфорд-старший и Кларисса.

Девушка была так воспитанна, так мила и привлекательна, так образованна и умна, что я просто не мог отвести от нее глаз. Слова казались излишними – столь глубоки и искренни были чувства молодых людей. Поэтому за столом царила тишина.

Политику коммодор упомянул лишь однажды. Он нерешительно взглянул на Роберта и спросил:

– Э-э… а как насчет твоих… э-э… публичных выступлений?

– Пока я хочу заняться другим, – ответил сын.

Рэмфорд-старший пробурчал что-то неразборчивое.

– Что? – переспросил его Роберт.

– Я… э-э… хотел сказать: «Ну понятно».

Я посмотрел на супругу коммодора. С лица Клариссы исчезли все морщины, она похорошела и помолодела – ибо сбросила с плеч огромный груз, который несла много лет.

Но был этот ужин печален – слишком надломленным и притихшим выглядел сам коммодор.

Молодые ушли к морю, а мы с Рэмфордом и его женой переместились на веранду, взяли по бокалу мартини и стали глядеть на залив. Солнце село, поток туристов наконец иссяк, и лишь на лужайке возле дома, где лежали вповалку утомленные путники, кто-то негромко наигрывал на гитаре.

По лестнице поднялся дворецкий.

– Не пора ли включать прожектора, сэр? – поинтересовался он у коммодора. – А то господина Голдуотера совсем уже не разглядеть.

– Знаешь, Джон, – ответил Рэмфорд-старший, немного подумав, – давай на сегодня оставим его в покое.

– Слушаюсь, сэр.

– Пойми меня правильно, Джон: я все равно за него. Просто… пусть он сегодня отдохнет.

– Слушаюсь, сэр, – повторил дворецкий и ушел.

Коммодор помолчал и добавил:

– Да, пусть сенатор из Аризоны отдыхает. В конце концов, все и так прекрасно знают, кто он такой… А вот кто такой я?

Это прозвучало несколько неожиданно. На веранде было темно, и я не мог как следует разглядеть лицо коммодора. Чувствовалось, что ему нелегко, но прекрасная ночь, бренди и негромкие звуки гитары помогли наконец Рэмфорду-старшему сказать правду о самом себе.

– Ты? Ты очень славный человек, – ответила Кларисса.

– Да нет… Теперь, когда портрет Голдуотера выключен, а мой сын помолвлен с девушкой из семьи Кеннеди, я могу честно признаться: давешний экскурсовод сказал правду. Я человек, который сидит на веранде и пьет мартини.

– Ты прекрасно образован, умен, хорошо воспитан и все еще сравнительно молод, – указала Кларисса.

Коммодор опять замолчал.

– Пожалуй, – произнес он задумчиво, – мне нужно подыскать себе какую-нибудь работу.

– Ну конечно, – сказала ему жена. – Так будет гораздо лучше для нас обоих. Понимаешь, дорогой, я все равно буду любить тебя таким, какой ты есть… но вот восхищаться мужчиной, который совершенно ничего не делает, ужасно тяжело, поверь.

Внезапно полутьма озарилась светом фар: из ворот президентской виллы не спеша выехали два автомобиля и остановились возле дома Рэмфорда. Коммодор пошел на ту часть веранды, которая была обращена к улице, – выяснить, что происходит.