Добро с кулаками

— Будет всё равно, по-вашему, так что закрепляйте, — отвечал Джон. Странно, но старик более не боялся вечернего гостя. Не сказать, чтобы Джон хотел закрепить беседу, он и так всё прекрасно понимал, и помнил. Но к своему удивлению страха и возражения предстоящее не вызывало. Понимал Рокфеллер, что от него теперь много чего зависит. Что он если и не на верхушке плана, то где-то рядом, а значило это то, что наверняка сильно его больше трогать не станут. По крайней мере, пока.

— Ну, вот и чудненько! Это ты правильно угадал — всё равно будет по-нашему. Не, по-вашему, же быть, в конце-то концов, — весело заговорил гость и вместе с тем снова палочку в руке слегка приподнял. Комок подступил к горлу старика. Опять проклятая палочка развернётся в плётку. Опять рассекая воздух, послышится оглушительный щелчок. А уж за ним всенепременно жди какой-нибудь отвратительной пакости в свой адрес. Старик уже проходил подобное. Всё это Рокфеллер успел предположить в долю секунды, инстинктивно щурясь и сжимаясь от предстоящего удара плетью. Но его не последовало. Новое удивление ожидало Джона. Раскрыв глаза после не последовавшего щелчка, Рокфеллер к радости абсолютно ясно увидел в одной руке гостя превосходную палитру, в другой же вместо палочки большую изящную кисточку. Гость тем временем, совсем не обращая внимания на взволнованного и удивлённого магната, с увлечением смешивал краски на этой самой палитре в какой-то интересный задуманный цвет. Закончив смешивать, с удовлетворением ещё раз оценив получившийся оттенок поднеся кисточку на свет, вечерний визитёр театрально кисточкой взмахнул и послал красочный ляп в сторону стены за Джоном. Джон непроизвольно обернулся. На стене этот самый ляп сразу же растёкся и преобразовался в известную картину Делякруа: «Данте и Вергилий в Аду» — самое эпичное творение эпохи романтизма! Главное, поразившее старика, было то, что узнал он свою собственную физиономию среди цепляющихся за лодку «гневных», подлежащих вечной казни в Стигийских болотах. Видно было лишь свою голову и руки, всё остальное тело скрывала тёмная зловонная чача. А на лице отображалась бесконечная мука и тоска. Флегий же тем временем, знай себе, управлял лодкой, ни на кого не обращая никакого внимания, будто бы плыл он обыкновенно на рыбалку по Енисею. Едва успел Рокфеллер, как следует разглядеть первое полотно, как на противоположной стене было состряпано второе. На второй картине снова различил старик себя в толпе каких-то проходимцев. Толпа эта кто с воем, кто со слезами на глазах, а кто и просто безропотно понурив голову, направлялась прямиком в раскрытую пасть к какому-то гигантских размеров чудищу, выползшему на берег из океанских глубин. Озадачило Джона то, что все как один, включая его самого, шли в эту самую ужасную пасть на добровольной основе. По крайней мере, по бокам колонны не наблюдалось погонщиков с дубинками, а в хвосте колонны не имелось телеги с пулемётом. Следующим произведением искусства, разбавившим многочисленную коллекцию самого Джона, стал «Ад» правый ставень триптиха «Страшный суд» Иеронима Босха. На нём почему-то Джон в окружении своего многочисленного семейства стоял в самом низу и все вместе смотрели на большую рыбу, явно в ожидании своей очереди за наказанием. Но этого мало. Огромная рыба не осталась в долгу, и ответила Джону с кровными, ехидным полным упрёка взглядом. Снова взмах кисточкой, снова просвистела словно пуля, капля краски рядом с Рокфеллеровым ухом. Родился новый холст на этот раз с портретом. На портрете, конечно же, красовался сам элитарный мыслитель. Вылитый получился Джон, ничего не скажешь. И пиджак чёрного цвета сидел отлично, и галстук подобран со вкусом и фон красивый — барханы пустыни. Вот только на плече держал старик маленького белого щенка непонятной породы, а из носа старика капала кровь фонтаном. Добрый и родимый щенок, по-видимому, сочувствовал хозяину и как мог, пытался кровь эту слизать и остановить, что на деле выходило слабо. На деле получалось: забрызганный, упившийся кровью щенок и забрызганный кровью Рокфеллер. Носовой платок почему-то просто торчал из кармана и не вынимался. Ну и в нижнем левом углу портрета ради смеха красовалась траурная чёрная ленточка с бантиком, завершая собой творческий замысел художника. Вот такой вот портрет, ни дать, ни взять. Председатель клуба, громко и неприятно икнул. Следом за портретом в углу кабинета появилась определённо древнеегипетская ваза на постаменте. Видимо рисовать гостю поднадоело, и он принялся за лепку. Кисточка и палитра испарились, уступая место куску глины. На вазе той среди многочисленных древних египетских иероглифов увидел Рокфеллер опять себя в профиль сидящего на стуле. Расстроило то обстоятельство, и заметно было сразу, что ноги внизу почти в самом конце большой берцовой кости были явно кем-то или чем-то отделены от остального тела. Пока Джон рассматривал вазу, на противоположной стене появился папирусный свиток в рамке с идентичным рисунком и надписями.