Доброключения и рассуждения Луция Катина

— Что, плохо? — спросила Беттина, взяв со стола скверную афишку. — В стране уже восемнадцать лагерей. Это больше десяти тысяч человек. Дело закончится большим кровопролитием. Сколько раз повторять: оттягивать решение нельзя.

— Знаю…

— Отчего же вы не поговорите с Ганселем?

— Не могу. Это будет ударом в спину, предательством. Завтра, в первый день нового года, он собирается выступать перед ассамблеей. Вся речь — о великих принципах человечности, ради которых должно нести жертвы. Боюсь, его ошикают — те самые люди, которые ему всем обязаны… Если еще и я его покину… Я единственная его опора. Я его друг.

— Вы первый министр, — строго молвила фрейляйн. — Кому вы служите — государю или государству?

— Обоим!

— Но если государю потребно одно, а государству — противоположное? Каков будет ваш выбор? Помните наш разговор о том, что плох правитель, который любит своих друзей больше, чем свою страну? То же можно сказать и о министре. Если вы любите Ганселя больше, чем страну, поступите честно: останьтесь верным другом, но тогда покиньте правительство. Иначе вы все равно получаетесь предателем — тех самых граждан, которым присягнули служить…

— Тсс! — поднял руку Луций, услышав за дверью хорошо знакомые шаги, быстрые и легкие. — Это он!

Беттина поднялась.

— Я ухожу. Иначе наговорю ему резкостей. За завтраком еле удержалась.

Она вышла в левую дверь, а в правую уже стучался принц.

— Прочитали доклад Драйханда? — весело спросил он, поздоровавшись. — Отчет укрепляет наши позиции перед ассамблеей. Профицит бюджета в миллион двести семьдесят тысяч талеров позволит нам решить проблему с содержанием гостей без ущерба для Гартенлянда. Мы можем выплачивать небольшое, но достаточное пособие каждой семье!

— Чтобы, узнав об этом, в страну хлынули новые толпы беженцев? Через месяц их будет двадцать тысяч, через три месяца — пятьдесят. Эта орда пожрет все плоды нашего Эдема, а затем его вытопчет…

Принц посерьезнел.

— Не спорю. Возможно, так и произойдет. Но разве не клялись мы друг другу пожертвовать всем ради наших прекрасных принципов, если воспонадобится?

— Прекрасные принципы существуют ради создания прекрасной жизни. Если же она не создается, значит, с принципами что-то не так. Их должно ревизовать и пересмотреть…

Катин сбился, не в силах видеть, как тускнеет лицо друга.

— Что же вы предлагаете? — тихо спросил принц.

— Беженцев, которые уже здесь, расселить из лагерей по всей стране — не лагерями, а семьями. Пособия выдавать только вдовам и сиротам, остальные пусть работают и кормят себя сами. Впредь пускать в страну только тех, кто имеет средства для самостоятельного проживания. Для этого придется учредить пограничную стражу. Думаю, больших дополнительных расходов не понадобится — прирубежные жители станут исполнять эту службу добровольно. Вот вкратце то, что я намерен завтра говорить на ассамблее в моей министерской речи.

— Вы отступаетесь от меня? — Глаза Ганселя наполнились слезами. — Вы, мой дорогой, единственный друг?

Защипало в носу и у Катина. Но уступить было нельзя.

— Что вы такое, ваше высочество?

— То есть?

— Вы — это человек по имени Карл-Йоганн или вы — государь, на плечах которого лежит бремя ответственности за страну? Я люблю обоих, но сейчас могу быть верен лишь одному из вас, ибо человек и государь находятся в разладе между собой. Если вы предпочитаете видеть меня своим другом, я немедля подам в отставку и всегда буду на стороне моего любимого Ганселя, даже если он совершает ошибки. Позвольте мне сделать сей выбор! Клянусь, это мое самое горячее желание!

— Я — это я, — ответил Гансель. — Что я буду за принц-князь Страны-Сада, если я предам человечность и человечество?

— Но вы не принц-князь человечества, вы принц-князь Гартенлянда и должны прежде всего заботиться о своих подданных. Если же идеалы вам дороже заботы о подданных, давайте предоставим гартенляндцам самим решать свои проблемы, а мы с вами уедем отсюда и где-нибудь на приволье напишем книгу о прекрасных принципах.

Принц надолго задумался. Глаза его высохли, но сделались еще печальней. Наконец Гансель заговорил необычными отрывистыми фразами:

— От проблем бегут трусы… Отставки вам я не дам. Говорите на ассамблее то, что считаете правильным… И знайте: вы всегда останетесь мне дорогим другом. А над вашими словами я буду размышлять.

Он понуро вышел. Луций заплакал, взявшись одной рукой за чело, а другую прижав к груди. У него разламывалась голова и болело сердце.

Из-за душевных терзаний он не услышал шагов и вздрогнул, когда кто-то сзади взял его за плечи.

Фрейляйн фон Вайлер мягко, но сильно развернула плачущего Катина к себе.

— Я не думала, что вы способны на такую твердость. Это меняет мое представление о вас…

— Вы подслушивали?

— Конечно. И вот что, герр Катин… — Девица платком вытерла ему глаза. — Я делаю вам предложение.

— Какое? — тупо спросил Луций.