Доброключения и рассуждения Луция Катина

Такой оборот застал его врасплох. Ведь председатели лишь следят за порядком, исторических речей они не произносят. А кто станет обличать крепостничество?

Но, посмотрев на раскрасневшееся лицо Лисёнкова, наш герой озарился идеей много лучше прежней. Главное скажет не бывший гартенляндский министр, воззрения которого для государыни не новость, а человек из самой толщи народа! Оно выйдет неожиданней, сильнее и нагляднее! Пусть Екатерина увидит, каковы в России простолюдины!

Наш герой смиренно поблагодарил за честь, объяснил, как будет устроено завтрашнее действо, а потом отвел молодого нижегородца в сторону и сказал, что говорить о дворянском рабовладельчестве выпадает ему.

— Не оробеете?

— Ради обчества — сдюжу, — ответил Лисёнков, пылая взором.

Вот оно, наше русское третье сословие, подумал Луций, чувствуя пощипывание в носу. В прежние времена, верно, и прослезился бы. Скоро, скоро уйдут в прошлое посадские, мещане, торговцы, а вместо них подымет гордую голову новая русская буржуази, надежда просвещения и прогрессии!

* * *

Убранством шатра, в котором суждено было зародиться российскому парламентаризму, Катин занимался сам, с любовью и тщанием.

Сей полотняный чертог представлял собой правильный круг, справедливейшую из геометрических фигур, все оконечности которой равны в своем расстоянии от центра. Главнонесущий шест имел вид коринфской колонны, под ним белела статуя богини Юстиции, выписанная из Москвы на телятниковские деньги. Скамьи располагались полукругом, уподобляясь античному Сенату; пред ними высилась увенчанная лаврами трибуна для ораторов и помещалось скромное сиденье председателя — в знак того, что его оккупант для высокого собрания не начальник, но слуга. Втайне Луций мечтал, что эта символичная диспозиция понравится августейшей зрительнице и затем будет воспроизведена для заседаний большой Комиссии. Позади председательского места была устроена кисейная портьера — как бы для декорации, на самом же деле позади пряталось удобное кресло. Воздушная ткань позволяла сидящему прозирать происходящее в шатре. Тайную зрительницу должен был заслонять собой Егор Васильевич Козлицкий, для которого перед занавесом поставили стул и малый столик.

Депутаты, не сговариваясь, разместились на скамьях так же, как привыкли сидеть в столовой, тремя неравными группами: всю правую половину заняли «орловские», в середине устроились «панинские», слева, у стеночки, примостилась кучка горожан. Катин тому порадовался: столь же зримо отделяют себя друг от дружки партии британского парламента! Вот они, три грядущие фракции парламента российского — справа консерваторы, в центре либералы, слева радикалы, представители демоса!

Председательствующий произнес прочувствованную, но осторожную речь. Ни разу не употребил слово «парламент» и сильно напирал на милосердное великодушие ея императорского величества, пожелавшей облагодетельствовать своих подданных, однако же выразил надежду, что от сего дня в России безгласные станут гласными, прислужники — помощниками, а рабы — гражданами. После сей преамбулы, адресованной не залу, но кулисе, Луций предложил депутатам высказывать свои суждения о том, что, по их мнению, является главной потребой России.

Честно сказать, было опасение, что не привычные к публичным рассуждениям россияне стушуются ораторствовать, но Катин тревожился зря.

Сразу же вышел гусарский полковник (его фамилия была Крыжов, он представлял Тверь) и безо всяких предварений объявил:

— Потреба у России ясно какая: Польшу забрать.

В сильных, энергических выражениях, рубя воздух кулаком, бравый кавалерист говорил о том, что польские и литовские земли богаты, а взять их легко, потому что соседнее королевство вконец ослабло, само упадет в руки. Шляхта, конечно, запротивится, но это и хорошо, ибо побить ее нашему оружию плевое дело, а у супротивников можно конфисковать имения и после раздать их в награду, вместе с крестьянами, отличившимся россиянам.

Как и следовало ожидать, воинственная речь сопровождалась горячей поддержкой справа.

Затем вышел Скарятин. Длинно, умно́ и красно́ он заговорил о том, что в Польшу нам лезть незачем, ибо сей плод хоть легко упадет в руки, но впоследствии вызовет сильный понос, ибо раздражит и напугает соседнюю Порту, а война с турками выйдет разорительной, долгой, да еще неизвестно чем закончится. Как только армия из Польши повернет к Черному морю биться с туркой, поляки все сызнова поднимутся, осмелеют Австрия с Пруссией, и не вышло бы для России худа. Нечего нам соваться на запад, там и без нас склочно, увещевал собрание Скарятин. И на что нам Запад, когда свободен весь Восток. Надобно двигаться в сторону Китая, да через проливы в Америку. Вот где торговля, вот где выгоды, вот где настоящее богатство! И никаких военных трат.

Теперь поддакивала середина шатра, справа же недовольно крякали и даже шикали, так что председателю пришлось взывать к порядку.