Добролёт

Сергей(смеясь). Теперь я буду тоёном.

Петр Данилович. И сколько голов в стаде?

Сергей. А кто их считал? Несколько сот.

Петр Данилович. Он, случаем был не пьян?

Сергей. Да что вы! Вождь посчитал, что я сын Иннокентия. И сделал мне подарок.

Петр Данилович. Надо подумать, как ими распорядиться.

Сергей. Да никак. Я сделал вид, что принял, а там пусть себе гуляют по тайге. Мне они ни к чему.

Наталья Павлантьевна. Это сейчас ни к чему.

Петр Данилович. Места вокруг океана дикие. Посмотришь, с одной стороны море, с другой – горе, с третьей – болота да мох.

Сергей. Петербург тоже на болоте был выстроен.

Петр Данилович. Владыко Иннокентий рассказывал, как у него в Петербурге за прописку пашпорта вымогали. А здесь все больше борзыми щенками.

Сергей. Это как?

Петр Данилович. Нравы здесь попроще. Понравишься – все тебе сделают за спасибо. Как, например, этот вождь. А не понравишься, будешь деньги давать – и не посмотрят. Здесь за вход берут рубль, а за выход – три.

Фрося. Папенька, да вы не пугайте Сергея Львовича. Будете стращать, я сама его поеду сопровождать.

Петр Данилович. Ты, милая, еще не знаешь, что такое гнус!

Фрося (подходя к трельяжу и поправляя прическу). Не знаю, и знать не хочу!

Сергей. Я вот уже месяц в дороге. Многие города проехал. Казань, Омск, Тобольск, Красноярск. Иркутск – лучший город за Уралом. Почти Европа. Люди одеты хорошо, добротно. Барышни ходят не в тех сапогах, которые носят барыни в Петербурге и которые похожи на конфеты бумажные. А в меховых. В ресторации кадриль танцуют. А Фрося, я хочу заметить, и в Москве была бы первой красавицей

Фрося(оглядываясь). Вы, Сергей Львович, меня в краску вгоняете.

Глаша(с балкона).

Ой, звонят. Кто-то подъехал!

Наталья Павлантьевна. Петр Данилович, а почему ты без Анны?

Петр Данилович. Ой, матушка, забыл. (Поднимается по лестнице на второй этаж. Следом за ним спешит Глаша.)

(В прихожей появляется Мария. Фрося идет к ней навстречу.)

Фрося. Рада вас видеть в нашем доме. (Оборачивается к Самарскому.) Это Мария, француженка. Она путешествует.

Самарский. Мы знакомы.

Мария. Я уже не путешествую. Я теперь хочу уехать в Америку. Навсегда.

Фрося. Вот как?

Мария. Я была на исповеди у владыки Иннокентия. Я ведь его не знала и приняла тогда за часовщика.

Фрося. Батюшка знает толк в ремеслах. Папенька сказывал, что в Америке он на часовне собственноручно изготовил часы.

Мария. Он выслушал меня, постарался понять всю гибельность моей жизни. А ведь она, как и твоя, начиналась радостно. А потом меня отдали за нелюбимого.

Фрося. Ой, как я вас понимаю!

Мария(тише). Ну что, удалось тебе поговорить с папенькой?

Фрося. Нет. Я боюсь.

Мария. Я вот так же боялась. И теперь пожинаю плоды. А они все гнилые. Хочешь, я поговорю с твоим отцом? Поведаю свою историю.

Фрося. Я была у владыки.

Мария. И что?

Фрося. Он сказал, что все очень скоро разрешится.

Мария. Дай-то Бог! (Перекрестившись, выходит.)

Картина седьмая

Открывается дверь. В залу входят капитан Невельской. Рядом с ним управляющий Американской компании Лажкин с английским миссионером, чиновник особых поручений Свербеев с молодой княжной Зинаидой Трубецкой.

Невельской. Христос Воскресе!

Сергей Львович, Фрося и Наталья Павлантьевна(отвечают хором). Воистину Воскресе!

Наталья Павлантьевна. Проходите, гости дорогие. Рады вас видеть. Это такая честь для нас. (Гости оглядываются, Фрося подбегает к трельяжу и вновь начинает поправлять платье и прическу.)

Невельской. И для нас большая честь – посетить известный не только в Иркутске, но и во всей России дом Катышевцевых. Тут у Кузнецовых угостили меня омулем. Стражду в пламени сем – дайте воды!

Наталья Павлантьевна(громко). Глафира! Капитану Невельскому, которому подвластны пучины морские и воды пресные, графин со святой водой.

Невельской. Да мне любой.

Наталья Павлантьевна. Мы рады в день Святой Пасхи принимать у себя героев, которыми гордится вся Россия. Все разговоры в городе только о вас.

Невельской(с улыбкой). Мне приятно слышать это, но я привык говорить о вещах более прозаических.