Добролёт

Шелихов. А то как же! Пусть не думают, что нас здесь цветами встречали. И всё же дружелюбие, желание говорить с ними на понятном им языке – вот единственно верный путь. (Продолжает диктовать Наталье.) «…Таковое мое дружеское с ними поведение час от часу привязывало их ко мне более, и они, не зная чем угодить мне, приводили детей своих в аманаты тогда, когда я и не требовал их и когда они не нужны мне были; но я, чтобы не оставлять их в неудовольствии, многих принимал, а других, одарив приличными для них вещами, отпускал. После такой их ко мне привязанности старался я познать их богослужение, они только признают два в мире существа, два Духа: одно доброе, другое злое, присовокупляя об оных нелепости, свойственные их невежеству и дикости. Видя сие, сделал я попытку рассказать им сколько можно простое и внятное о христианском законе, а как увидел величайшее их в том любопытство, то начал я любопытствующим в свободные часы преподавать точное понятие о нашем законе и до истинного доводить пути, чем и зажег их сердца; словом, еще до выезда моего сделал я христианами из них сорок человек, кои и крещены были с такими обрядами, какие позволяются без священника». Записала? Молодец! По приезду в Иркутск, я буду просить правительство направить сюда духовную миссию. Но не могу же я быть купцом и батюшкой в одном лице. Надо приобщить диких к нашей Христовой вере и донести, что Бог есть любовь.

Наталья. Любовь? Для диких это сложно. Даже для меня. Женщин здесь почти нет. Промысловики звереют.

Шелихов.

Они таки же люди. Надо токмо в глубь землицы этой пройти, а для того скотинку сюда завести: коров, коз, лошадей. Травы здесь много. Пусть пасутся и размножаются. Их раздобыть Александр Андреевич Баранов поможет, наменяет у чукотских людишек.

Наталья. Я к нему давно присматриваюсь.

Шелихов. Крепкий и толковый муж. Сам родом он с Каргополя. Я ево хочу сосватать сюда управляющим делами Американской компании вместо Самойлы. Лексееч постарел. Тут нужен человек расторопный, деятельный. А ешо, Наташа, задумал я экспедицию вдоль материка в Калифорнию, тысячу байдар с алеутами под охраной двух кораблей.

Наталья. Это ж далеко! Да и люди недовольны. Одёжка поизносилась, хвори одолевают. Надо всё продумать и подготовить. Хочу сказать, не все за тобой в эту Калиформию поплывут. Разговор тут я слышала Пьяных с Мутиным. Ругаются, ворчат.

Шелихов.

А-а-а! Это те, кого нам Ласточкин подсунул? Ничё! Я им быстро глотку заткну.

Действие пятое

Вокруг стола сидят на лавках Шелихов, Самойлов. К Шелихову подходит промысловик Прохор Пьяных и смотрит на купца. В дверях столпились другие промысловики.

Шелихов. Прохор! Напился, так иди проспись!

Пьяных.

Мы пришли поговорить! Не хошь по-хорошему, будем по-плохому.

Шелихов. Иди проспись, потом поговорим.

Пьяных. Нет, мы хотим счас!

Шелихов. Пшол вон, не то плетью огрею! (Машет рукой в сторону собравшихся промысловиков.)

И вы тоже валите отсель.

Самойлов. Ты это напрасно, Григорий Иваныч! Хотим – погудки слухаем, хотим – разговоры ведём, а тебе не нравится – уйди в свою избу.

Шелихов. Вот как ты хозяину ответствуешь, Константин Лексеич! Вместо порядка, добронравия…

Самойлов. Я тебе здесь не урядник, тут все люди вольные. Ты бы лучше, Григорий Иваныч, мужикам сказал, до какого времени мы тут за мягкой рухлядью гоняться будем?

(И сразу как плотину прорвало: зверобои вскочили на ноги и, перебивая друг друга, зашумели, загалдели.)

Пьяных. Иваныч! Срок кабальным вышел! Да и запас огневой кончился! А приварок словно на воробья выдаётся!