Добролёт

– Есть такое… – согласился я. – Книгоиздатели, в том числе и ты, сегодня с удовольствием печатают того же Астафьева и Распутина.

– Потому что у читателей есть на них спрос, – ответил Анатолий. – Мы и тебя издаем. Недавно вышел «Чёрный Иркут».

– Был у нас один известный журналист, который с иронией говорил: «Вдохновение ко мне приходит каждый раз, когда в шелесте пера я слышу шелест ассигнаций», – засмеялся я и добавил: – «Человеческую природу не обманешь». Вспомните, как Иисус обратился к толпе, желающей разорвать грешницу, сказав им: «Тот, кто без греха, пусть первым бросит в неё камень». И толпа разошлась… Есть резон спросить, а кто там судьи и чего они хотят, показывая на тебя пальцем?

* * *

В начале тёплого октября 1989 года большая группа писателей, которая присылала составителю Пащенко рукописи для общей книги «Молю прощения», приехала в Красноярск. Конечно же, все хотели встретиться и поговорить с Астафьевым. Олег договорился с Раисой Гостевой, возглавлявшей городской отдел культуры, чтобы гостям выделили большой автобус, и мы все вместе покатили в Овсянку на речку Ману. По дороге заехали в Академгородок и забрали с собой Виктора Петровича. Попутно посетили кладбище, где в августе 1987 года была похоронена дочь Астафьева, Ирина, тело которой привезли тогда Виктор Петрович и Олег из Вологды. Положили цветы, постояли у огромной, литой из металла оградки. Светило солнышко, воздух был прозрачен и по-осеннему свеж, уже наполовину с берёз опал жёлтый лист и сухо мялся под ногами, как бы подсказывая, что всё на земле тленно и временно. Пока Астафьев собирал с могилы лист, мы тихо пошептались, предположив, что Виктор Петрович предусмотрительно отгородил землю и для себя. Затем заехали в дом, где летом он уединялся для работы. Но и там задержались недолго, сорвали несколько уже подмороженных ранеток, походили по двору, так и не попив чаю, и вновь покатили дальше прямиком к Анатолию Буйлову. Астафьеву больше нравилось быть званым гостем, чем гостеприимным хозяином.

Буйлов строил прямо на берегу Маны огромную теплицу, а рядом рыл котлован под подвал, а малолетние сыновья помогали. Когда я подошёл к краю и заглянул вниз, то в голове мелькнуло, что Толя решил вручную одной совковой лопатой выкопать такой же котлован, в которых на якутской земле добывали алмазы. Я уже знал, что он спроектировал подвал для хранения сельхозпродукции, которую он собирался получать со своего огромного огорода и теплицы, и, по его прикидкам, запасов в нём должно было хватить на всю красноярскую писательскую организацию. Землю Толя кидал снизу на один уступ, с него на другой и лишь только после этого выбрасывал лопатой на поверхность. Каторжный труд. А далее его пацаны на маленьких тачках развозили землю по огороду. Толя сказал, что у них нормированный рабочий день и вечером он выдаёт каждому заработанные рубли.

– Мы пишем повести и рассказики, а вот у Буйлова эпический замах, везде и во всём! – поражённый открывшейся стройкой сказал я Пащенко. – Уже выдал «Большое кочевье», «Тигроловы», теперь пишет «Дебри». А возможно, напишет ещё и «Котлован» – о крепком русском хозяине, который накормит всю Россию.

– Посмотрим… – с какой-то неопределённостью в голосе ответил Олег.

Нам показалось, будто Буйлов не ожидал, что к нему на дачу нагрянет столько гостей. В ту пору мобильных телефонов ещё не было и предупредить о приезде было невозможно. Сопровождавшая писателей Гостева прихватила с собой торт. Но пока собирались, пока заезжали за Виктором Петровичем, затем на кладбище, прошло немало времени. И так как в планы Виктора Петровича не входило кормить такую ораву, то решили попить чаю у Буйлова и ехать обратно. Автобус остановился у крепкого, сколоченного из пилёных досок забора. Вся писательская братия, охая и ахая, разбрелась по участку смотреть грядки, заготовленные доски, брёвна, кирпич, затем расселась вокруг Виктора Петровича, и он начал кормить гостей своими таёжными байками. Буйлов, поднявшись из котлована, усадил свою жену Дарью чистить картошку, а сам вытащил из-под грубо сколоченного рабочего топчана мешок с гречкой, растопил печь и принялся варить кашу по-таёжному.

Каша поспела быстро. Буйлов достал из-под того же топчана ящик с тушёнкой, несколько бутылок спирта, начал разводить его, а мы дружно принялись вскрывать банки с тушёнкой, женщины расставили тарелки, кружки и разложили возле каждой ложки. Ме́ста за грубо сколоченным длинным столом хватило всем, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Вскоре после первого тоста, который был предоставлен Виктору Петровичу, все, в том числе и женщины, хватили спирту за гостеприимных хозяев, за сибиряков, за Виктора Петровича. Как говорят, война войной, а есть-то хочется. Позже все решили, что вкуснее таёжной каши, приготовленной матёрым Буйловым, никто и никогда не ел.