Добронега

— Будете вы, негодники, жить тут неподалеку, в одном дне пути, в поселении неприглядном, — говорил Житник, известный Дубу и Пташке под именем Константин. — Шесть недель. Работать не нужно, а нужно только пить, есть, и спать. И дам я вам на это денег. И ни в чем вам не будет отказа. А по окончании шести недель сделаете то, о чем я вас попрошу — и дам я вам еще денег, много. Столько, сколько вы никогда еще не видели. И будете вы свободны, как журавли в поднебесье курлыкающие.

— Уговаривались на две, — заметил Дуб.

— Да, — сказал Житник. — Это точно. А только ведь не всяко слово верно в присутствии тиуна. Понятно, к примеру, что Сивого ухайдакали именно вы. Также понятно, что не просто так я вас от холопства уберег.

— А что нужно делать? — спросил Дуб.

— Всему свое время, — отвечал Житник. — Настанет час, все узнаете. Бежать от меня даже не думайте. Не люблю.

* * *

Закатное солнце скрылось за Горкой, но небо было светлое, и контрасты света и тени усиливали эффект. Горел авраамов дом.

Жители Жидове и близлежащих кварталов сбежались поглазеть на пожар. Горело лихо, весело, и с музыкальным почти треском, как бывает только, когда дом намеренно поджигают с четырех сторон и изнутри.

Яван, Дир и Годрик стояли в полуквартале от пожара — подходить ближе было бессмысленно, да и жарко. Ближе суетились только жители домов вокруг, с ведрами и бочками, опасаясь, что огонь перекинется и на их жилища. Дир был в кольчуге, которую давеча не снял специально, чтобы покрасоваться. Яван казался абсолютно спокойным. Годрик держал в руках потертые гусли, обнаруженные им в отсутствие хозяев в подвале дома. Пожар он обнаружил не сразу и едва успел выскочить, но гусли не бросил. Гусли были киевской делки, шлемообразные, десятиструнные, не похожие на стандартное новгородско-скандинавское пятиструнное крыло, и Годрику очень нравились.

Вскоре к обитателям, теперь уже бывшим, авраамова дома, присоединился Хелье.

— Когда загорелось? — спросил он.

— Недавно, — нехотя сказал Яван.

— Сплошные пожары, — заметил Хелье.

Весть о пожаре в Вышгороде пришла в Киев быстро, да и дым был хорошо виден из любой точки города. Хелье бросился к Диру, который только что вернулся в детинец вместе с Косой Сотней. Дир поведал, что Марию увез сам Добрыня и, по всей вероятности, она теперь где-то в детинце. Больше Дир ничего не знал. Хелье отправился к Владимиру. Ему сказали, что Владимир отсутствует. О местонахождении Марии с ним говорить отказались.

Еще некоторое время они молча смотрели на горящий авраамов дом.

— Ладно, — сказал Яван. — Дир, твое хозяйство я переправил с помощью Годрика к Куранту-Умельцу. У него три комнаты свободны.

— Мне князь дал комнату в своем тереме, — сообщил Дир, стараясь говорить как бы между прочим, без особой гордости, но с достоинством. — И Хелье тоже.

— Я в тереме жить не буду, — сказал Хелье. — Я не холоп какой, чтобы у властителя в доме столоваться.

Дир с удивлением посмотрел на него.

— Ладно, — Яван пожал плечами. — Годрик, брось ты эту рухлядь. Пошли, ребята, к Куранту.

— В Римский Крог зайдем по пути, — сказал Хелье. — Я там сленгкаппу оставил. Как на улице заорали про пожар, все повыскакивали, и я вместе со всеми.

— Зайдем, зайдем, — пообещал Дир покровительственно. — А насчет терема ты, Хелье, не прав.

— Глуп ты все-таки, Дир, — заметил Хелье. — Сколько народу давеча в Вышгороде положил?

— Служба…

— Холопство это, а не служба.

— Хелье!

— Служить надо с умом. Князь думал, что ты, как я, откажешься. И мне об этом сказал. Но ты напялил на себя этот хорлов невод железный и побежал людей убивать.

— Князь?…

— Да. Проверял он нас, Дир, на что мы годимся. Ты оказался годным только на душегубство.

— А ты?

— А мне князь сказал, что когда будет важное дело, он даст мне знать.

— А мне?

— А тебе нет.

Дир опечалился.

Втроем, сопровождаемые Годриком с гуслями, они направились к Римскому Крогу в четырех кварталах от авраамова дома. Потерзавшись сомнениями, Дир все-таки снял с себя кольчугу и уложил ее в небольшую походную суму.

Народу в кроге было мало — действительно, как сказал Хелье, все побежали смотреть на пожар. Сели за столик, а Годрик, постояв в стороне, отошел к стене, сел на пол, и стал чистить гусли рукавом. Приблизился чашник и осведомился, что угодно дорогим гостям в смысле подчевания. Крог был из дорогих — чистый, опрятный, и слишком светлый, чтобы быть уютным.

Яван охотно пил вино из греческих виноградников и был на удивление спокоен, будто это вовсе не его дом горел в десяти минутах ходьбы от крога. Дир думал о том, что ему сказал Хелье. Хелье помалкивал, предчувствуя перемены. События сгущались.

— Не горюй, Дир, — Яван хлопнул его по плечу. — Будет и тебе честь и слава.

— Не знаю, — усомнился Дир.

— Еще не поздно. Сходи к Владимиру и скажи, что тебе нужно поразмыслить. Месяц отпуску. А за месяц, глядишь, появится важное дело, князь даст Хелье знать, ты присоединишься к Хелье, и покроются имена ваши славой.

Дир проворчал что-то неразборчиво.