Добровольцы

На карте штабной не заполнены клетки,О вражеской крепости сведений нет.В своем блиндаже результатов разведкиВсю ночь ожидает Военный совет.Ввалились бойцы. На подшлемниках — иней,Изорваны в клочья халаты на них.«Где старший?»«Добравшись до вражеских линий,Гранаты и диски он взял у двоихИ всем приказал: „Отправляйтесь обратно!Здесь ночью нельзя разобрать ни черта.Я на день залягу в сугробе. Понятно?Ну, вроде покойника или куста“».Как медленно, как бесконечно тянулсяТот первый, непраздничный день января!«Вернулся разведчик?»«Еще не вернулся,С НП не звонили, точней говоря».Приказано северней пушкам ударить,И послан опять истребитель в полет.«Ну что там?»«Ну как там?»«Вернулся тот парень?»«С НП передали: пока не идет».Но вот наблюдателя голос далекийЗвучит в телефоне, и тесно словам:«Приполз. Обморожены руки и щеки,Но требует, чтобы отправили к вам».Его притащили на связанных лыжах,

А сам он протиснулся в дверь блиндажа.Халат его в пятнах, багровых и рыжих.Поди разберись, это кровь или ржа.И я узнаю своего бригадира,А он, вероятно, не видит меня.Уставился взглядом в глаза командира,Спокойный и страшный стоит у огня.«Скорее врача!»«Все в порядке, не надо!Докладывать можно?»«Я слушаю вас».«Железобетонная эта преградаПо гребню холмов пролегает как раз.Я все там облазил. Район необычный.Вот карта. Я каждый обследовал дот.Построена крепость, признаться, отлично,Бетон исключительный, марки „пятьсот“».И вдруг перед ним затуманились лица,И, сдвинутый воздуха теплой волной,Он медленно-медленно начал валитьсяНа стол, на скамейку, на пол земляной.Читатель! Я знаю, ты мной недоволен:О юности звонкой обещан роман,А что за герои? Тот ранен, тот болен,Тот гибнет, взлетая навстречу громам.Но я ничего переделать не властен,От правды не вправе, не в силах свернуть.Нам выпало самое трудное счастье —Идти впереди и прокладывать путь.Я ночью привез о Кайтанове очерк.

Редактор сказал: «Ничего матерьял.Над крепостью вражьей все время летал,Огонь на себя принимая… Не медли —Езжай, разыщи его и опиши.Поменьше про всякие „мертвые петли“,Побольше про дружбу и твердость души».Я снова пускаюсь в маршрут бесприютныйДорогой рокадной, машиной попутной.Ищу по озерам пристанище «чаек».У летчиков корреспонденту дадутГромадную кружку горячего чаяИ что-нибудь погорячее найдут.Но вот разговор — это трудное дело:Не вытянешь слова из этих ребят.Направят к инструктору политотделаДа буркнут про карту: такой-то квадрат.А подвига нет. Выполнение задачи —И только. Да как их еще я найду?Но вот показались безмолвные дачиИ строй самолетов под кручей на льду.Дежурный сказал: «Нелегко добудиться:Семь вылетов за день. Устал лейтенант».Шинель отвернул я. Да это ж Уфимцев?!Хоть бачки такие, что трудно узнать.Поближе фонарик. Товарищ мой, ты ли?И снова ты выполнил дружбы закон.Не дрогнут ресницы его золотые,Быть может, впервые увидел он сон.Мое поведение здесь непонятно:

«Не смейте будить его. Дремлет — и пусть.Пока. Я в редакцию еду обратно.Я знаю, как песню, его наизусть.А подвиг сегодняшний видел воочью».И снова карельскою вьюжною ночьюПускаюсь я в снежный маршрут безотрадныйМашиной попутной, дорогой рокадной.Безумствует стужа. А молодость рада!Какое тепло я в метели нашел!Ты вместе по-прежнему, наша бригада,Мое поколение, мой комсомол!На лицах от знамени отблеск багровый.С отцами сумели мы стать наравнеНа этой короткой, на этой суровой,Тяжелой для нас и для финнов войне.Жестокие мучили нас неудачи,Но если б не битва на выборгском льду,Могла бы судьба Ленинграда иначеРешиться потом, в сорок первом году.Ты помнишь прорыв? Исступленье пехоты,Впервые бегущей за гребнем огня,И танк, наползающий прямо на доты,Хоть пушка мертва и пылает броня?Прорвали! Прорвали! Как черная пена,Кипит опаленный разрывами снег.Саперы взрывают форты Хотинена,А Гуго считал, что их строил навек.По полю разбросаны камни и трупы,Фонтаном взлетают бетона куски.Рассеялся дым. Отопления трубы —

Как мертвые красные пауки.Торчком арматура. На глыбе бетонной,От края переднего невдалеке,Кайтанов сидит и рукой опаленнойОтрывисто пишет на сером листке.Но это не Леле письмо. (К сожаленью,Товарищ мой писем писать не любил.)Я через плечо прочитал: «ЗаявленьеГотов, не жалея ни жизни, ни сил,Служить своей родине. Если достоин,Отныне считать коммунистом прошу.Я, как комсомолец, строитель и воин,Билет нашей партии в сердце ношу».Тряхнул я старинного друга за плечи.И он обернулся. Мы рядом опять.«Ты здесь? Вот и славно. Я ждал этой встречи.За очерк шикарный хотел отругать:В нем Слава и я на себя не похожи…Ну ладно, забудем. Бери карандаш,Скорее пиши заявление тоже,Пусть будет у нас одинаковый стаж».Сказал и задумался. У бригадира,В зрачках затаившего сталь и тепло,Все в жизни естественно так выходило,Как будто иначе и быть не могло.Мы там, где трудней! Вот наш лозунг и выбор.Короткий привал — этот взятый редут.Над нами летят самолеты на Выборг,Вперед под огнем коммунисты идут.