Добровольцы

Снег тополиный — верная примета,Что повстречались года времена,И незаметно переходит в летоКороткая московская весна.Теплынь и тишь. В такой хороший вечерМир виден, как сквозь призму хрусталя.Прозрачным, легким сумеркам навстречуСчастливцев трое вышло из Кремля.Одна лишь четкость в шаге их нескоромНапоминала о военных днях.Обтянутые красным коленкоромКоробочки несли они в руках.По Красной площади шагали троеСтроителей, питомцев Метростроя.Один был в гимнастерочке короткойС петлицами небесной синевы.На крепкий чуб надвинутой пилоткойСлегка смущал он девушек МосквыИ приводил мальчишек в исступленье,Рождая бурю счастья и тревог:«Смотри, смотри! Вот звездочка, и Ленин,И рядом метростроевский значок».

Второй товарищ — длинный, рябоватый,Серьезен слишком — видно по всему.Не угадать, что голуби с Арбата —Лишь свистнет — вмиг слетелись бы к нему.Шагает он походкою степенной,Как будто бы идет издалека.Два ордена, гражданский и военный,Оттягивают лацкан пиджака.И мальчики глядят вослед влюбленноИ, забежав, шагают впереди.Эмалевые красные знамена,Как сгустки славы, на его груди.А третий? Что рассказывать о третьем?Восторженно глядел он на друзейИ видел их в том розоватом свете,Что осужден в поэзии моей.Да, третий самой младшею медальюБыл награжден, но все ж гордиться могТем, что на ней отсвечивают стальюСкрещенные винтовка и клинок.Найдя приют в кайтановской квартире,Отметили мы этот славный день.Я не решаюсь говорить о пире,

Чтоб не набросить на героев тень.Пишу об этом в самом строгом стиле.Пусть думают, что парни из метро,Как ангелы, коль что-нибудь и пили,То, скажем, в крайнем случае — ситро.И вновь и вновь хотелось нам друг другуРассказывать о впечатленьях дня:Когда Калинин пожимает руку,Пускай твоя большая пятерняНе выражает чувства слишком крепко —Михал Иваныч выдержит едва ль.Таких гостей встречает Кремль нередко,Восторженных, с ладонями как сталь.А Леля только ахала: «О, боже,Какое счастье! Как вам повезло!Когда я героиней стану тоже,Кайтанову на гордость и назло?»Довольно о наградах, критик скажет.Их воспевать не стоило труда.Теперь не носят орденов и дажеПрикалывают планки не всегда.Но вы, товарищи, меня поймете:

Была такая ранняя пора —Еще у орденов на оборотеТрехзначные писались номера.Мы праздновали жизнь, весну, удачу.Хватало яств на Лелином столе.Всем вместе нам, со Славиком в придачу,Едва-едва исполнилось сто лет.Не знаю, это много или мало?Но тут в дверях послышался звонок,Вошел парторг, и всем нам сразу сталоНе сто — сто шестьдесят один годок.Ширококостый, в гимнастерке синей,Он трижды крепко обнял сыновей.Да, каждый мог ему считаться сыномПо трудовой истории своей.Его, как прежде, дядею СережейМы называли, но казалось нам,Что стали старше мы, а он моложе,Коль возраст измерять не по годам.Мы этот вечер в точности опишем.Какая Леля странная была:Она о том, что приезжал Акишин,Хотела рассказать и не могла, —

Боялась фразою неосторожнойЕго любовь задеть иль оскорбить.А скрыть, что приезжал он, невозможно,И все ж она не знала, как тут быть.Спасибо, Славик выручил, поведав,Что к ним хороший дядя приходил,Плескался в ванне, ночевал, обедал,Играл. А папу звал он «бригадир».«Моряк Акишин! Это гениально!» —Кайтанов восторгался и шумел,Не замечая, что жена печальнаИ у нее другое на уме.И грянул разговор многоголосый,Теперь знакомый каждому из вас,Все эти явно штатские вопросыИ бесконечный фронтовой рассказ:Рассказчик начинает про другого,А все ж нет-нет и о себе ввернет,И даже то невиданно и ново,Что всем давно известно наперед.В речах мы упражнялись, как витии,Но кое-как беседа перешлаОт фраз высоких на дела земные,Вернее — на подземные дела.