Добывайки на реке

Им попалось по пути ещё не одно отверстие – другие трубы, которые уходили в темноту и поднимались наверх. Там, где они присоединялись к главному водостоку, высились груды самых разнообразных предметов, через которые им приходилось перетаскивать мыльницу. В таких случаях Хомили и Арриэтта выходили из лодки, чтобы её легче было тянуть. Спиллер знал все эти трубы по названиям домов, от которых они шли, знал, где именно находится каждый дом.

Только теперь Арриэтта поняла, насколько широко было поле его деятельности.

– Правда, не во все дома можно попасть, – объяснил ей Спиллер. – Я не против, когда у трубы двойной поворот, но при такой трубе в дырке для стока обычно бывает медная решётка или что-нибудь в этом роде. Один раз он сказал, кивнув на вход в круглую пещеру:

– Холмкрофт, там, наверху… ничего, кроме воды от ванны, последнее время.

И действительно, эта труба из блестящего фаянса кремового цвета – Арриэтта заглянула в неё, проплывая мимо, – была гораздо чище всех прочих: после того как они её миновали, запах спитого чая в воздухе стал куда слабее.

Время от времени они натыкались на торчащие веточки ясеня или остролиста, которые лодка обходила с трудом. Арриэтта заметила, что они находятся почти на равных расстояниях друг от друга.

– Хоть убей, не могу понять, как эти штуки попали в трубу, – раздражённо проговорила Хомили, когда им чуть ли не в пятый раз пришлось со свечами в руках вылезать из мыльницы и стоять по лодыжки в нанесённом сюда мусоре, дожидаясь, пока Под и Спиллер повернут её в сторону, чтобы осторожно провести мимо ветки.

– Я сам их сюда заколотил, – сказал Спиллер, придерживая лодку, чтобы им было удобней в неё залезать.

В этом месте водосток стал круче спускаться вниз. Когда Хомили села напротив Арриэтты, мыльница вдруг рванулась вперёд, увлекая за собой Спиллера: он скользил и чуть не падал, но ему каким-то чудом удавалось держаться на ногах. Внезапно они уткнулись в завал возле одного из «деревьев», поставленных Спиллером на дне трубы, и Арриэтта от неожиданности уронила свечу за борт.

– Так вот они для чего! – воскликнула Хомили, прикрывая чуть не погасшую свечу рукой, чтобы та разгорелась и Арриэтта могла зажечь от неё свою.

Но Спиллер ответил не сразу. Протолкнув лодку мимо преграды, он остановился, чтобы подождать Пода, и лишь тогда сказал:

– Может, и так.

Когда Под наконец их догнал, вид у него был ещё тот: куртка болталась на одном плече, запыхавшийся и вспотевший.

– Последний отрезок пути всегда кажется самым длинным.

– Может, поменяемся? – спросила Хомили. – Я выйду, а ты садись.

– Нет, мне лучше идти пешком, – отказался Под.

– Тогда давай мне сюда хотя бы куртку, – сказала Хомили.

Под отдал, и она аккуратно её сложила у себя на коленях и легонько погладила, словно куртка тоже устала.

И они снова пустились в путь по бесконечному коридору между уходившими в даль круглыми стенами трубы. Вскоре Арриэтта задремала, прижавшись к яйцу, голова её упала на колени и в последний миг, перед тем как погрузиться в сон, почувствовала, как мать забирает у неё свечу и укрывает её отцовской курткой.

Когда Арриэтта проснулась, вокруг ничего не изменилось: те же тени и блики, играющие на мокром потолке, узкое бледное лицо шагавшего рядом Спиллера, неуклюжая, еле видная фигура отца позади.

Заметив недоумение в её глазах, Хомили улыбнулась.

– Забыла, где ты?

Арриэтта кивнула и увидела, что мать держит в каждой руке по свече и они почти догорели.

– Верно, скоро утро?

– Вполне возможно… – сказала Хомили.

Стены скользили мимо, и ничто не нарушало их однообразия, кроме возникавших через равные промежутки утолщений там, где одно колено трубы соединялось с другим. Время от времени путешественники переговаривались, и голоса их гулко разносились по туннелю.

– Я не вижу больше боковых труб, – сказала Арриэтта немного погодя.

Спиллер покачал головой.

– Их больше нет. Холмкрофт – последний дом…

– Но это было сто лет назад… Мы, наверно, скоро будем на месте?

– Уже подходим.

Арриэтта задрожала и плотнее натянула на плечи отцовскую куртку: ей показалось, что воздух посвежел и, как ни странно, потерял всякий запах. Но, возможно, они просто привыкли. Было совершенно тихо, слышалось лишь слабое шуршание дна мыльницы по жиже да хлюпанье под ногами Спиллера и Пода, но слой жижи вроде бы стал тоньше: время от времени под днищем раздавался хруст, словно лодка шла по песку. Вдруг Спиллер остановился.

– Тихо.

Все застыли, но единственное, что до них доносилось, – это дыхание Пода да мелодичный перезвон капель где-то впереди.

– Пошли дальше, – неожиданно нарушила напряжённое молчание Хомили. – Свечей надолго не хватит.

– Тише! – снова сказал Спиллер.

И тут они услышали слабый монотонный гул, не более чем колебание воздуха.

– Что бы это могло быть? – спросила Хомили.

– Холмкрофт, что ж ещё. – Спиллер замер как вкопанный, подняв одну руку, внимательно прислушиваясь. – Но кому придёт в голову принимать ванну в такое время?

Под покачал головой:

– Похоже, уже утро – наверно, шестой час.

Гул приближался, делался всё громче и больше походил на грохот водопада.