Добывайки в поле

– Смотри не упади, – остерегла её Хомили. – Не забывай: у тебя всего две смены белья. – Потом, указав на метёлочку камыша, вдруг оживилась: – Знаешь, это очень пригодилось бы мне дома, под кухней. Как раз то, что нужно для чистки дымохода. Удивительно, что твой отец ни разу не подумал об этом… Подожди, не пей, пока не подойдём к проточной воде. И салат тоже лучше нарвать в другом месте: здесь вода стоячая, ещё подцепишь какую-нибудь заразу.

Наконец они нашли место, где можно было напиться: большой кусок коры одним концом крепко врезался в землю, а другим выступал в воду, образуя нечто вроде крошечного причала или дамбы. Кора была серая, шишковатая, и весь обломок походил на греющегося на солнце крокодила.

Арриэтта легла на него во весь рост и, сложив ладони лодочкой, принялась зачерпывать и пить большими глотками холодную воду. Хомили, немного поколебавшись, подобрала юбку и последовала её примеру, а напившись, сказала:

– Как жаль, что у нас нет с собой ни кувшина, ни ведра, ни даже бутыли. Нам бы пригодилась вода там, в ботинке.

Арриэтта не ответила, блаженно всматриваясь сквозь бегущие поверху струи в самую глубину ручья, а немного погодя спросила:

– Вегетарианцы едят рыбу?

– Не могу сказать: надо узнать у твоего отца. – Но тут в Хомили заговорили кулинарные пристрастия, и, глотая слюну, она живо поинтересовалась: – А что, тут есть рыба?

– Полным-полно, – облизнулась Арриэтта, по-прежнему не отводя глаз от струящихся глубин. – Кажется даже, что ручей тихонько дышит. Тут и большая: с моё предплечье, – и помельче, а ещё какие-то стеклянные штуки вроде креветок.

– Что значит «стеклянные»? – удивилась Хомили.

– Ну, – объяснила Арриэтта всё тем же отстранённым тоном, – сквозь них всё видно. И какие-то чёрные, похожие на бархатные шары, раздуваются прямо на глазах.

– Скорее всего, пиявки, – содрогнулась Хомили, затем добавила неуверенно: – Может, в тушёном виде они и ничего…

– Как ты думаешь, папа сможет сделать рыболовную сеть? – спросила Арриэтта.

– Твой отец может всё на свете, – убеждённо проговорила Хомили, как и положено преданной жене. – Неважно что – стоит только сказать.

Наступила тишина. Арриэтта молча лежала на прогретой солнцем коре и, казалось, о чём-то размышляла, поэтому, когда вдруг раздался её голос, Хомили, тоже в кои-то веки угомонившись и даже задремав, аж испуганно подскочила, успев подумать: «Не дело засыпать на такой колоде: того и гляди перевернёшься».

Мысленно встряхнувшись, она поднялась, проморгалась и спросила:

– Ты что-то сказала?

– Я сказала, – не сразу ответила Арриэтта медленно и чуть нараспев, словно тоже дремала, – почему бы нам не притащить ботинок сюда? Прямо на берег?

Глава восьмая

Мой дом – моя крепость.

Из дневника Арриэтты. 2 сентября

Выслушав предложение дочери, Под внимательно осмотрел участок, где предполагалось разбить лагерь, взвесил все «за» и «против» и с важным видом, словно сам всё это придумал, провозгласил, что они переносят стоянку на новое место: как и раньше, у изгороди, но поближе – насколько это будет безопасно – к ручью.

– Хомили надо стирать, так что без воды нам не обойтись, – заявил он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову. – И не исключено, что попозже я сделаю рыболовную сеть, она может нам понадобиться.

Хотя ботинок был сильно нагружен, впрягшись все трое в постромки, они тянули его по рву безо всякого труда.

Под выбрал для лагеря небольшую площадку, вернее, даже нишу, или пещеру, на склоне на полпути между рвом и зелёной изгородью.

– Нельзя ставить дом очень низко, – разбирая свои инструменты, объяснил он жене и дочери, в то время как те вынимали на дне рва пожитки, чтобы легче было тащить ботинок наверх, – раз здесь бывают такие ливни, как вчера, и рядом ручей. Вы не должны забывать, как нас залило дома, когда на кухне лопнул котёл.

– Не должны забывать! – фыркнула Хомили. – Как будто об этом можно забыть! Залило, да ещё крутым кипятком!

Распрямив спину, она посмотрела вверх, туда, где скоро будет стоять их дом, и подумала: «Лучшего места и не найти». Настоящий замок, решила и Арриэтта, только жить они будут не в темнице, а в светлице, потому что туда проникало достаточно воздуха и света. Когда-то давно большой дуб, входивший в живую изгородь, был спилен у самого основания. Крепкий круглый пень, поднимавшийся над землёй, где изгородь была реже, напоминал башню средневековой крепости. Внизу во все стороны, как воздушные опоры, разметались корни. Часть из них всё ещё были живыми, и от них тут и там отросли зелёные побеги, похожие на крошечные дубки. Один из таких побегов нависал над их пещерой, кидая на её вход узорную тень.

Крышей пещере служила нижняя сторона большого корня, другие – помельче – образовывали стены и устилали пол. Под, вытаскивая из каблука гвозди, пока ботинок всё ещё лежал во рву, сказал, что боковые корни придутся кстати в качестве полок.