Добывайки в поле

– А потом пришёл сюда сказать нам, что с тобой всё в порядке. И мешки принёс. Тебе следует его поблагодарить.

– Спасибо, Спиллер, – вежливо вымолвила Арриэтта, но голос её звучал тускло.

– Ну а теперь вставай, – сказала Хомили. – Вот и умница. Садись за стол. У тебя с завтрака маковой росинки во рту не было, потому и голова кружится. Мы оставили тебе хороший кусочек мяса…

– Чего? – изумлённо спросила Арриэтта, не поверив своим ушам.

– Мяса, – повторила Хомили, отводя взгляд.

Арриэтта вскочила на ноги и, подбежав к столу, тупо уставилась на аккуратные коричневые ломтики.

– Но я думала, что мы вегетарианцы…

Спустя секунду она подняла глаза на Спиллера, и в них был вопрос.

– Надеюсь, это не…

Спиллер так энергично затряс головой, что сразу рассеял её дурные предчувствия.

– Не будем задавать лишних вопросов, – быстро проговорила Хомили. – Решим это раз и навсегда. Давайте считать, что это нам перепало от цыган, и не станем вдаваться в подробности.

– Не станем… не станем… – пробормотала Арриэтта и, казалось, сразу ожила.

Приподняв юбку, она села рядом с остальными на пол у низкого стола, осторожно взяла двумя пальцами мясо, откусила чуть-чуть для пробы, прикрыла глаза и чуть не задрожала от удовольствия. Таким приятным и долгожданным был вкус.

– А это правда от цыган? – с сомнением спросила она, прожевав.

– Нет, – сказал Под. – Это добыл Спиллер.

– Так я и думала, – сказала Арриэтта и добавила: – Спасибо, Спиллер.

И на этот раз в её ожившем голосе звучала искренняя и вполне понятная благодарность.

Глава четырнадцатая

Лучшее – враг хорошего.

Из дневника Арриэтты. 15 сентября

С этого дня трапезы их стали иными – куда лучше, и это имело какую-то связь, решила Арриэтта, с кражей половинки ножниц. Кражей? Звучит малоприятно, особенно если речь идёт о добывайке.

– Но как иначе это назвать? – причитала Хомили, сидя как-то утром на пороге пещеры, в то время как Под ставил ей заплату на туфлю. – Да и чего иного можно ждать от бедного бездомного невежественного ребёнка, который не получил никакого воспитания: вырос, как говорится, в канаве.

– Ты хочешь сказать – во рву, – сонно поправила её Арриэтта.

– Я сказала именно то, что хотела! – отрезала Хомили, вздрогнув от неожиданности: не заметила, что Арриэтта рядом. – Это так говорят. Нет, мальчика винить нельзя. Я хочу сказать, раз он вырос в таких условиях, откуда ему знать о нормах поведения?

– О чём, о чём? – переспросил Под.

Хомили сама, бедняжка, не больно-то образованная, иногда, как ни странно, находила очень подходящее слово и, что ещё удивительнее, понимала его смысл.

– О нормах поведения, – спокойно и убеждённо повторила Хомили, прикрывая подолом юбки ногу, потому что заметила крошечную дырочку на чулке. – Ты же знаешь, что такое нормы.

– Нет, не знаю, – просто признался Под, продолжая пришивать заплату. – На слух похоже на то, что задают лошадям…

– То корма, а не норма, – поправила Хомили.

– Верно, – согласился Под, послюнив большой палец, и принялся разглаживать им шов. – Сено и овёс.

– Странно, – задумчиво протянула Арриэтта. – А что, нельзя иметь только одну?

– Чего – одну? – не поняла Хомили.

– Одну норму.

– По сути дела, она и есть только одна, но Спиллеру неизвестна. Как-нибудь на днях я спокойно, по-дружески поговорю с этим бедным мальчиком.

– О чём? – спросила Арриэтта.

Хомили словно и не слышала её: придав своим чертам определённое выражение, она не намеревалась его менять.

– «Спиллер, – скажу я, – у тебя никогда не было матери…»

– Откуда ты знаешь, что у него никогда не было матери? – прервал жену Под и рассудительно добавил после минутного размышления: – У него не могло её не быть.

– Верно, – вставила Арриэтта, – была. Потому он и знает, как его зовут.

– Откуда? – спросила Хомили, не совладав с любопытством.

– От матери, конечно. Спиллер – это его фамилия. А имя его просто Ужас.

Наступило молчание.

– Так как же его зовут? – спросила наконец Хомили с дрожью в голосе.

– Я сказала тебе – Ужас!

– Ужас не ужас, неважно, – рассердилась Хомили. – Всё равно скажи: мы же не дети.

– Но ведь так его и зовут – Ужас Спиллер. Однажды мать сказала ему за столом: «Ты ужас, Спиллер, вот что ты такое». Только это он о ней и запомнил, и больше ничего.

– Пусть так, – сказала, помолчав, Хомили, снова изображая на лице всепрощение и грустно улыбаясь. – Тогда я скажу ему так: «Ужас, милый мальчик, мой бедный сиротка…»

– Откуда ты знаешь, что он сирота? – опять вмешался Под. – Ты спрашивала его об этом?

– Спиллера ни о чём нельзя спрашивать, – быстро проговорила Арриэтта. – Иногда он сам что-нибудь рассказывает, но спрашивать нельзя. Помнишь, что было, когда ты пыталась узнать, как он готовит? Он не приходил к нам два дня.

– Верно, – хмуро поддержал её Под. – Два дня мы сидели без мяса. Это нам совсем ни к чему. Послушай, Хомили, лучше оставь Спиллера в покое. Поспешишь – людей насмешишь.