Несколько взмахов крыльями, и внизу замерцали огни Марракеша. Изил, зажмурив глаза, истошно кричал, а Разгут хранил молчание. На его лице отразилась такая невыразимая тоска, что сердце Акивы пронзила жалость – больнее, чем деревянный обломок, которым ткнула в него Кэроу. Это его удивило. Многие годы он учился глушить в себе чувства и уже поверил, что жалость и сострадание уничтожены навсегда, но сегодня вдруг ощутил уколы и того и другого.
Как хищная птица, медленно спланировав по спирали, он опустил двоих на увенчанный куполом пик самого высокого в городе минарета. Они принялись яростно карабкаться вверх, чтобы найти опору, но безуспешно: бешено молотя руками и ногами по скользкой поверхности, они сползли к декоративному парапету, спасшему их от падения с высоты в несколько сотен футов на крышу мечети.
Лицо Изила посерело, дыхание сбилось. Когда Разгут переместился на спину старика, того качнуло к краю. В ужасе Изил приказал ему сидеть смирно и за что-нибудь зацепиться.
Акива стоял над ними. За его спиной лунный свет озарял кряжистый силуэт Атласских гор. Ветерок играл пламенными перьями крыльев, заставляя их плясать, а глаза горели неярким светом тлеющих углей.
– Значит, так. Хотите остаться в живых – рассказывайте! Кто эта девушка?
Изил взглянул вниз, и лицо его перекосило от ужаса.
– Она не имеет к тебе отношения, она невинна… – затараторил он.
– Невинна?! На ней хамсы, она перевозит зубы для старого колдуна. Она не кажется мне невинной.
– Ты не понимаешь. Она просто выполняет его поручения.
Нечто вроде прислуги – и все? Тогда откуда у нее хамсы?
– Почему именно она?
– Она приемная дочь Продавца желаний. Воспитывалась у него с младенчества.
Переварив информацию, Акива опустился на колени, чтобы лучше видеть лицо Изила.
– Откуда она взялась? – Он чувствовал, что ответ на этот вопрос очень важен.
– Я не знаю. Не знаю! В один прекрасный день она появилась, он баюкал ее на руках, и с тех пор она всегда была в лавке. Без всяких объяснений. Станет Бримстоун что-то объяснять – держи карман шире! Разве превратился бы я тогда в мула? – Он указал на Разгута и зашелся безумным смехом. – «Будь осторожнее в своих желаниях», – наказывал мне Бримстоун, но я не послушал.
Слезы брызнули из уголков старческих глаз, а он все смеялся и смеялся.
Акива замер. К сожалению, слова горбуна звучали правдоподобно. С какой стати Бримстоун станет докладывать что-то своим прихлебателям, особенно таким идиотам, как этот? Но если Изил не знал правды, на что оставалось надеяться Акиве? Старик был единственной зацепкой, времени и так уже потеряно много.
– Тогда скажи, где ее найти, – потребовал Акива. – Она была добра к тебе. Разумеется, ты знаешь, где она живет.
В глазах старика мелькнула тревога.
– Этого я рассказать не могу. Зато… зато… расскажу кое-что другое. Кое-какой секрет! О твоем племени. Спасибо Разгуту, о серафимах я знаю куда больше, чем о химерах.
Он торговался, все еще надеясь защитить Кэроу.
– По-твоему, ты можешь сообщить о моем племени нечто, чего не знаю я?
– Разгут рассказывал…
– Сказки Падшего. Ты хотя бы знаешь, почему его изгнали?
– Я-то знаю. А ты?
– История моего племени мне известна.
Изил захохотал. Одной щекой он прижимался к куполу минарета, и смех прозвучал сдавленно.
– Как книги плесенью, обрастает история мифами, – изрек он. – Может, лучше спросить очевидца?
Акива бросил равнодушный взгляд на Разгута, повторявшего вполголоса нескончаемый напев: «Забери меня, прошу, брат, забери меня домой. Я раскаялся, я достаточно наказан, возьми меня домой…»
– Мне нет нужды спрашивать.
– Неужели? Один человек однажды сказал: «В этой жизни нужны лишь невежественность да уверенность в себе – и успех обеспечен». Марк Твен. У него были роскошные усы. Большинство мудрецов носят усы.
Со стариком произошла какая-то перемена. Акива увидел, как оторвав голову от купола, он глянул вниз, за каменный выступ, на котором стоял. Безумие его уже не бросалось в глаза, если он вообще не притворялся душевнобольным. Эта попытка собрать остатки мужества не оставила Акиву равнодушным. Как и попытка уйти от ответа.
– Расслабься, старик, – бросил Акива. – Я пришел не для того, чтобы убивать людей.
– Тогда зачем? Даже химеры не преступают порог этого мира. Здесь не место для монстров…
– Для монстров? А я и не монстр.
– Да ладно. Разгут тоже так о себе не думает. Правда, монстр ты мой?
Он произнес это почти с любовью, и Разгут проворковал:
– Не монстр. Серафим, существо бездымного огня, выброшенное в другой век, в другой мир. – Он пожирал глазами Акиву. – Я такой же, как ты, брат. Такой же, как ты.
Сравнение Акиве не понравилось.
– С тобой у меня нет ничего общего, калека, – сказал он язвительным тоном, от которого Разгута передернуло.
Изил утешительно похлопал по руке, крепко ухватившейся за его шею.
– Ничего, ничего, – произнес он полным сострадания голосом. – Он просто не понимает. Монстры не ощущают себя таковыми. Помнишь историю, как дракон, пожиравший девушек, оглядывался, не понимая, что народ называет монстром его.
– Я знаю, кто такие монстры. – Тигриные глаза Акивы потемнели.