Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Счастливчик возмущённо и энергично махнул рукой, правда, тут же его лицо исказилось от боли. Похоже, ему было больно при каждом резком движении.

– Фальсификация и вынуждение к показаниям, полученным методами, которые кажутся отвергнутыми в наш цивилизованный век, – последние слова он многозначительно простонал.

– Сэр, вам нужна медицинская помощь? – обеспокоился Джонс.

– Нет, инспектор, мне уже не поможет никто, кроме могильщика. Я вёл свою игру и виноват в том, что её проиграл. Моя последняя надежда – искупить свою вину, попытавшись помочь Королеве и Стране. Впрочем, – голос мистера Счастливчика окреп, хотя по-прежнему чувствовалось, как ему трудно, – простите, но я давно убедился: даже самое лучшее владение английским языком не доказательство того, что человек англичанин. Инспектор, в какой цвет окрашены колеса почтовых карет в Англии? – выстрелил он вопросом в собеседника.

«Этот человек явно служил в полиции: он умеет допрашивать», – подумал инспектор Джонс.

– В красный.

– Можно ли успеть за час дойти от Трафальгарской площади до церкви Святого Мартина?

– Какой там час. Церковь расположена на самой площади.

– Правда ли, что англичане терпеть не могут тёмное пиво?

– Англичане как раз тёмное пиво и пьют.

– Да, – после долгого молчания произнёс Счастливчик, – похоже, вы и правда урождённый англичанин. И таких доказательств мало, но мне ничего не остаётся, как довериться вам. Слушайте…

* * *

– Эх, Лександр Петрович, оно, конечно, грустно с вами-то вышло. Я так уж давно привык: не понимает начальство, если ты слово дал. Вот взять на том же Кавказе, куда мы едем. Иной раз их благородие (особливо если немец – немцы иногда народ совсем непонятливый) на меня разве кипятком не плюются, крыльями не машут. «С Хусин-хаджи виделся?» – «Да, виделся, чаёвничал». – «Чего не скрутил, не привёз злодея?» – «Ваше благородие, кому он злодей, а мне – кунак. Вот завтра возьмут ваше благородие на аркан, посадят в яму, как мне вас вытаскивать, если Хусина-хаджи скрутить? Он слово держит, проверено, а такого второго не сразу и найдёшь». Все равно не понимает начальство, – искренне вздохнул Данилыч.

– Данилыч, сколько у тебя кунаков на Кавказе? – улыбнулся Саша.

– Будет досуг, пересчитаю. Все равно не сойдётся. Я же последний раз на Кавказе четыре года назад был. Небось, много кого порубили-постреляли. Кого немирные черкесы да чечены, кого, наоборот, наши казачки.

– Данилыч, а ты поможешь мне разобраться, где враг, а где твой кунак?

– Помогу, Лександр Петрович. Мы же у черкесов, почитай, не задержимся, сразу в Грузию двинем. Там враг попроще, чем черкесы – турки, да к тому же в мундирах, не спутаешь.

– А мы скоро до Кавказа доберёмся?

– Думаю, уже через недельку горы увидим. Мы же петлять не будем, а напрямки, через Керчь и Тамань.

– Так в Керчи же англичане, а наши гарнизоны с кавказского берега сняты.

– Керчь объедем, а если что, вы англичанам зубы заговорите. Переправимся через пролив – плёвое дело, а уж там своих кунаков найду. Вот на такой случай они и нужны.

Данилыч говорил спокойно, неторопливо, и от его слов веяло такой уверенностью, будто все вражеские гарнизоны уже обойдены, проливы – переплыты, а в каждом встречном диком племени нашёлся друг-проводник. Да и погода была спокойная, вечерняя – жарко, но не палило.

Да и конь под Сашей (умением находить коней где угодно Данилыч хвастался не стесняясь) был хорош: высокий, гнедой, поджарый. Правда, его корпус портил белый шрам. По словам Данилыча, коня он приобрёл недавно у друга-казака за сравнительно малые деньги, потому как «конь леченый, жорливый и команды худо понимает». «Конечно, худо, – усмехнулся Данилыч, – сам говорил, что у англичан взял под Балаклавой в прошлом октябре».

Саша начал пробовать коня осторожно – давно не был в седле, да и непривычно на таком гиганте. Но от первых же ободряющих слов на английском конь начал вести себя как Султан из Рождествено. Может, решил, что хозяин, убитый русской картечью или взятый в плен, вернулся.

Данилыч так восхищался Сашиной посадкой и манёврами, так искренне хвалил, что у Саши совсем высохли слезы и обида куда-то ссыпалась, как горстка морской соли. Данилыч, верно, этого не замечал и продолжал утешать Сашу.

– А если подумать, все с вами, Лександр Петрович, правильно получилось. Это Федор Иваныч из пушки стрелять умеет, вам учиться надо. А на Кавказской войне пушки, конечно, тоже есть, только они как пряники на свадьбе – не всякий раз до них и дойдёт. Там главное – рубить и стрелять, вот этому вас учить не надо. Не забыли?

Данилыч заставил Сашу вынуть саблю и показать на окрестных ветках, не забыл ли он верховые удары. Конь радостно фыркал: похоже, ему такое занятие седока было привычно.

– Видите, Лександр Петрович, ничего-то вы не забыли! Вот там вы сразу пригодитесь. Да и от меня больше пользы на Кавказе. Тут я только десятка два аглицких слов выучил, а там пять языков знаю.

– Данилыч, ты великий утешитель, – смеясь, сказал Саша.

Данилыч даже обиделся: