Дочь полковника

– Я и не знал, что нынешние священники такие веселые попики, – продолжал кузен с тупым самодовольством. – В дни моей молодости это был совсем другой народ. Верные опоры церкви и государства.

– Мистер Каррингтон верный служитель церкви, – сказала Джорджи, – но он не верит в восстановление римских мишурностей, уничтоженных Реформацией.

Столь (для Джорджи) ненормально интеллектуальная фраза была заимствована из одной из «серьезных» бесед с ее духовным наставником. Кузен хихикнул.

– Римские мишурности! Но флирт же в их число, по-моему, не входил.

– Он флиртом не занимается.

– Да неужто? – произнес кузен со слоновьей игривостью. – Рад, рад это слышать. Уж кому и знать, как не тебе. Хе-хе-хе!

– Он весьма почтенный человек, – изрекла Алвина серьезным тоном. – Но его легкомысленно поставили в ложное положение.

Джорджи чуть-чуть покраснела.

– Почтенный? – повторил кузен, подцепляя большой кусок мармелада. – Разрешите усомниться. Нет, естественно я имею в виду не его нравственные устои. Ведь Джорджи ручается за них. Но я утверждаю, что он ненадежен, и не думаю, чтобы сэр Хорес со мной не согласился.

– Но почему? – спросила Алвина. – Он же, во всяком случае, куда лучше предыдущего.

– Ах, того! – сказал кузен. – Ну, тот был грязной личностью. Каррингтон джентльмен, но немножечко большевик. Как-то он попался мне навстречу с этим подлейшим пролазой Перфлитом – не выношу мерзавца, – и Перфлит принялся за свои агитаторские штучки: заявил, что дома в деревне в препаршивом состоянии и что Крейги должен был бы со стыда сгореть – вина-то его, раз он своим рабочим не доплачивает.

– Не может быть! – вскричала Алвина. – Перфлит это сказал? Надо добиться, чтобы он убрался отсюда, если он сеет крамолу! Вы только подумайте! Вчера мне повстречалась деревенская девчонка, так она даже не подумала книксен сделать! Уж я ее отчитала! Но что сказал мистер Каррингтон?

– Я своим ушам не поверил, – ответил кузен, выпучивая небесно-голубые глаза. – Он сказал: «Я этого не отрицаю, но что мы можем изменить?»

– Ах нет! – вскричала Алвина. – Этого он не говорил!

– Сказал, сказал. А Перфлит добавил: «Будь мы похрабрее, я бы призывал к восстанию, а вы обличали бы оба эти злоупотребления с кафедры». Но Каррингтон покачал головой и ответил: «Мой долг, как пастыря, заботиться лишь о духовных нуждах, а главное, не подливать масла в огонь раздоров».

– Прекрасно! – одобрительно заметила Алвина. – Я рада, что он поставил этого социалиста на место.

– Ну-у, не совсем… – с неохотой сказал кузен. – Перфлит его немножко срезал. «Пасите моих овец, э? Но зачем же кормить их требухой?»

– Вульгарная скотина!

– Но, мама, – с отчаянной смелостью вмешалась Джорджи, – согласитесь, что в словах мистера Перфлита есть доля правды, ведь так? Конечно, грубить мистеру Каррингтону он не должен был, но почему бы Крейги и не платить рабочим побольше. А многие коттеджи очень обветшали, и запах в них ужасный!

– Платят им более, чем достаточно, – отрезала Алвина, – таким пьяницам и бездельникам! И коттеджи как коттеджи. Не во дворцах же им жить и не в домах джентльменов. И у них там ничем не пахло бы, не живи они, как свиньи.

– Но, мама…

Джорджи перебило появление горничной, которая принесла письма на серебряном подносе. Алвина забрала их и начала раздавать – письмо Джорджи, счета и сообщения букмекеров полковнику, письмо ей самой. Пока они читали, кузен продолжал разглагольствовать в пустоту.

– Эти разговорчики о трудящихся классах и условиях их жизни просто выше моего понимания. Живется им куда лучше, чем нам, им ведь не нужно поддерживать родовое достоинство, и они вечно бастуют, чтобы им повысили заработную плату. Я вот не бастую. А вдруг мы забастовали бы, чтобы ее не платить, что тогда, э? Но мы слишком мягкосердечны, а правительство трусит. В конце-то концов для чего и существует рабочий класс, как не для того, чтобы работать? Клянусь…

– Ах! – возбужденно перебила Алвина, – послушайте! Джоффри Хантер-Пейн пишет из колоний, что приезжает в полугодовой отпуск и хотел бы погостить у нас – он ведь сирота.

Все уставились на Алвину с глубоким интересом – наконец-то что-то произошло, или хотя бы должно было произойти.

– Джоффри Хантер-Пейн? – повторил кузен. – Минуточку… Он же не Смейл, верно?

– Только косвенно, – ответила Алвина. – Его мать из рода бедфордских Хантеров вышла за Корки Пейна, гвардейского офицера, дальнего родственника адмирала.

– Так, значит, он наш родственник? – спросила Джорджи.

– Свойственник, и очень дальний, – ответил кузен. – Никакого кровного родства со Смейлами. Адмирал был с ними в свойстве через жену, родственницу твоей матери, Алвина.

– И что ж ты думаешь делать? – осведомился Фред.

– Он пишет, – продолжала Алвина, пропуская вопрос мимо ушей, – что дела у него идут отлично, но он стосковался по воздуху Старой Родины. И думает купить автомобиль.

– Как чудесно! – оказала Джорджи. – Сколько ему лет, мама?

– Эге! – с ехидцей воскликнул кузен. – Как вижу, поповскому носу висеть на квинте!