Дочь полковника

– …и сопроводил ее здравыми советами касательно контроля над рождаемостью, а затем обещал ему, если он возьмется поддерживать мой сад в порядке, еще тридцать шиллингов в неделю…

– Тридцать шиллингов в неделю, а садик ваш величиной с носовой платок! Ему же больше двух вечеров в неделю никак не понадобится! Вы просто мот! Из-за вас нам всем придется платить лишнее.

– Вот и чудесно, – самодовольно отозвался мистер Перфлит.

– И не настолько вы богаты, чтобы так швыряться деньгами, – продолжал Маккол, чья бережливая душа никак не могла оправиться от такого потрясения. – Вы слишком уж поддаетесь влиянию минуты. Почему вы не поговорили со мной или с нашим пастырем? Мы бы попросили сэра Хореса сделать для них что-нибудь.

– Каррингтон был у него. И этот жалкий скряга как будто обещал оплатить расходы по помещению ее в работный дом! Черт бы его побрал! – в порыве негодования вскричал мистер Перфлит.

– Что же, Перфлит, вы отличный малый, хотя без царя в голове, а к тому же опасный анархист… – Маккол нерешительно умолк, раздираемый страшнейшей внутренней борьбой. – Но мне не нравится, что все это падает только на ваши плечи. – Он кашлянул. – Вот что: если вы назначите сроком год, при условии, что Стратт прежде не найдет места получше – я с ним завтра об этом поговорю, – я готов буду вносить пять шиллингов в неделю, чтобы облегчить ваше финансовое бремя.

Мистер Перфлит испустил восторженный вопль и, высоко подпрыгнув, вскинул руки к небесам.

– Внемлите, отче Зевес и все вы, бессмертные боги! Шотландец предлагает свои деньги просто так! Jam redeat Virgo![52] Да будешь ты благословен, Маккол, ты преображен!

И мистер Перфлит выбежал из сада чуть ли не вприпрыжку, все еще призывая богов засвидетельствовать чудо. Недоумевающий Маккол некоторое время слышал его радостные клики, удаляющиеся по дороге,

3

Хотя кузен в свое время был спортсменом и остался образцом британского джентльмена, он каким-то образом был обделен той физической красотой, которая по божественному праву положена обеим этим вершинам человеческого совершенства. Быть может, как и очень многие ему подобные, он просто в зрелые годы обрюзг, а виски подкрасило его лицо. Голова у него походила на розовое яйцо, установленное на твидовом яйце побольше. Руки и ноги бугрились ожиревшими мышцами. Лицо его было ярко выраженного аристократического типа, столь утешительного для ницшеанствующих поклонников евгеники. Нижние веки нордически голубых глаз были припухлыми, как у ищейки, а выбритые брыластые багровые щеки отвисали почти как у того же более благородного животного. Клочковатые пшеничные усы, предательски подкрашенные – не нашлось благодетеля, который порекомендовал бы ему пить из кружек, безопасных для этого украшения верхней губы, уныло свисали над мятым ртом, который он с поразительным упорством держал слюняво полуоткрытым. Его аристократически крупные кисти были почти такими же волосатыми, как у айна.

Кузен, он же Роберт Смейл, гордился своей голубой кровью. Он был чистопороден. Ни капли смешанной крови в его жилах. Хорошая порода, любил он повторять, сразу видна в человеке и животном, в лошади, гончей и женщине. Ничто не сравнится с истинной леди, у подлинной мэм-сахиб соперниц нет. Кузен был младшим сыном одного из Смейлов старшей ветви. Знатоки генеалогий все еще не могут прийти к согласию относительно происхождения этой аристократической, хотя и не озаренной титулом фамилии. Некоторые утверждают, что некогда она писалась Смерк, затем в сороковых годах прошлого века преобразилась в Смайл, а с девяностых стала Смейл. Другие придерживаются мнения, что изначальная форма была «Смел». Но так или иначе, кузен был истый джентльмен с небольшим унаследованным состоянием, которое благодаря неподражаемому умению запутывать дела он свел к полуторастам фунтам годового дохода. Он влачил образцово бесполезную жизнь, подолгу гостя то у одного, то у другого члена семьи, более обеспеченного, чем он. Но почти все эти родственники отошли в мир иной, предварительно поспособствовав удлинению среднестатистической продолжительности жизни. И теперь он навсегда водворился у Смизерсов полуплатным гостем. Смизерсы гордились этим, потому что его чистокровность подчеркивала благородство их собственного происхождения.