Дочь царского крестника

Лелю Бог наделил недюжинными способностями, без разницы было английский или китайский изучать, математику или физику. Всё укладывалось в милую головку с лёту. Знала без счёту стихов, прекрасно декламировала… Лучшая ученица в классе, причём, не прилагая к тому особых усилий. Напрягаться она не любила. Ни в чём.

«Что ты, Леля, как родиха ходишь?» – ворчала Варина бабушка. Школьная форма у Лели вечно без пояса, без фартука, балахоном.

Валентина Китаевича это не останавливало. Несколько месяцев они ухитрялись скрывать свои страстные взаимоотношения.

«Как он меня целует! – под страшным секретом рассказывала, переходя на горячий шёпот, Леля лучшей подруге Варе. – Как обнимает! Как трогает везде! Гладит!..»

Варя слушала с замиранием сердца, боясь задать вопрос про самое-самое…

Валентин Китаевич бывал у Лели дома в Этапной пади, по-народному – Этапке. Городок Бухэду состоял из пяти посёлков. Один из них – Этапная Падь. Китаевич заходил к Леле в отсутствие матери и отчима. Его не смущало, что у возлюбленной вечно грязная посуда кругом, в комнатах кавардак, а девушка лежит с книгой, вместо того, чтобы засучить рукава и прибраться к приходу гостя желанного…

Прокололись любовники на вокзале. Леля поехала в гости к брату на станцию Цицикар. Валентин Китаевич, кавалер как-никак, провожал тайную пассию и не удержался от поцелуев. Китайские железнодорожники засекли безнравственное поведение учителя и ученицы, донесли своим жёнам, те всполошились – «русский плохой девка мужик семья уводит» – доложили по начальству. Учителю устроили разнос по китайской линии. С проработкой и вынесением на вид…

Леля от позора навсегда переехала к брату в Цицикар. С Валентина Китаевича как с гуся вода: получив нагоняй от китайского начальства, продолжал работать в школе. На что учитель физики и математики Иван Ефремович Добролюбов возмутится до глубины души. Из-за вставных зубов дикция у него хромала, говорил, как позже генсек Леонид Ильич Брежнев будет, который вместо «систематически» выдавал с трибуны «сиськи-масиськи». Это не мешало Ивану Ефремовичу прекрасно знать свои предметы. Был он человеком строгих правил, потребовал выгнать Валентина Китаевича из школы за его безнравственный поступок. «Тогда я уйду!» – хлопнул он школьной дверью, не встретив поддержки у начальства. Правили бал китайцы.

Всего две недели сладко мечтал Миша о Леле, как раскрылось её жуткое коварство. Парень пребывал в сказочных грёзах, счастливо думал: он единственный избранник, поцелуй у калитки – предвестник неземного чувства.

– Неужели она могла с этой макакой? – не хотел верить Миша.

– Да! – безжалостно рушила Варя последнюю надежду парня.

– Убить такого мало! Не буду больше учить китайский!

В Чжаланьтунь они ехали с ночевой. Миша остановился у дальних родственников, Варя – в церковной сторожке. Дочь священника, фельдшерица, была хорошей знакомой мачехи.

Бухэду – станция рабочая. Два депо, вагонное и паровозное плюс обслуживание тоннеля. Чжаланьтунь в двадцатые годы по инициативе управления КВЖД превратили в курортное место. Железнодорожников лечили кумысом и природными красотами. В благодатное летнее время приезжали они со всей линии в Чжаланьтунь принимать солнечные, воздушные и водные ванны. Курортный посёлок украшал искусственный пруд на реке Ял, беседки разных стилей – стреловидно устремлённая к небу готика, витиеватое, само себя запутывающее в кренделях барокко…

Миша с Варей быстро наполнили бидончики маслом, оставили в местах ночлега дефицитный для Бухэду продукт и пошли гулять по-зимнему Чжаланьтуню.

Конец февраля не июль, а и не хуже по красоте. Деревья в куржаке. Снегу немного в этих краях выпадало, но белизны был русской. Скрипел под ногами, сверкал мириадами искр. Беседки – готика и барокко – горбатые мостики, закатное красное небо. На Мише меховые, что печки тёплые рукавицы, на Варе вязаные. Мороз к вечеру разошёлся. Девичьи руки озябли. Миша начал растирать узкие длинные пальцы, греть горячим дыханием. Проказничая, Варя приложила кончики пальцев к губам парня, Миша сделал целующее движение навстречу.

– Какой ты! – шлепнула Варя инициативного кавалера по щеке.

И снова приложила к губам пальцы в ожидании сладкой инициативы.

– Щёки у меня тоже замёрзли, – скажет провокационно девушка и тут же притормозит движение кавалера губами в сторону лица, дескать, не это имела в виду.

Миша приложит горячие ладони к пылающему румянцу девичьих щёк.

Вечером они пили чай у Мишиных родственников, потом кавалер пошёл провожать девушку.

В церковной ограде росли раскидистые вязы. Заиндевелые, волшебные…

– Берендеев лес, – выдохнет девушка.

– А Варя – распрекрасная царевна, – выдохнет парень.

Миша + Варя