Дочь царского крестника

И отец поехал. Встретился в деревне со своим соучеником, кажется Донцов фамилия. В один класс в начальную школу ходили. В 1973-м отец был крепким стариком. А Донцов дряхлый, с тросточкой. Отца Донцов сразу не признал. Головой кивает, повторяет «ну», «ага», а по глазам видно, пустым звуком для него фамилия Кокушин. Глаза водянистые, руки подрагивают. Однако через пару дней пробило земляка. В день отъезда отец с сумкой на остановку автобуса шагает, он у знакомых останавливался, родственников никого не осталось в Кузнецово, мимо дома Донцова идёт, тот на лавочке сидит, окликнул отца по имени отчеству, подошёл, шаркая:

– Вот сейчас вспомнил вас, как же – Кокушины. И Семёна Фёдоровича знал, Иннокентия Фёдоровича, Ивана Фёдоровича, Василия Фёдоровича, Фёдора Фёдоровича… И тебя, соученик, Ефимушка, вспомнил. Я тогда сразу говорил: «Зря Тёмку-то посылаете к бандитам, убегит вместе с шайкой! Не застрелит он дядьку! И к нам не приведёт». Меня не послушался товарищ Зинкевич.

Донцов в ОГПУ-НКВД служил, отчаянный, говорят, был чекист, гонялся за дядей Сеней, их отрядом.

Дядя Сеня

Коллективизация в Забайкалье, да и везде началась как? Давно Гражданская война в историю ушла, а ретивые ребята с кровью, отравленной войной и революцией, теми же революционными методами – других не знали, это была для них азбука и высшая математика – бросились загонять из-под палки в колхоз. Сверху приказ спустили, а внизу голова заточена на казарменное «равняйсь! смирно!». Однако народ равняться не хотел, и тогда всех снова поделили на белых и красных. Ерепенишься, значит, контрреволюционер недобитый. Добьём, вышлем, конфискуем. В тридцатом году началась ликвидация кулаков как класса, кулацких хозяйств, как тормозов на пути в колхозное завтра. Известно, что в кулаки могли записать даже с одной коровой в хозяйстве, ну а уж, если у тебя лошадь… Сотни и сотни тысяч крестьян срывали с места и отправляли в гиблые места на спецпоселения.

В мае тридцать первого года комбедовцы ввалились к дяде Сене в дом с категоричным настроем подчистую раскулачить хозяина, раз тот против коллективизации. Дядя Сеня, недолго думая, нагайкой отхлестал проводников колхозного строя. С позором прогнал представителей власти по посёлку. Разоружил члена сельсовета Бояркина Илью Давыдовича. Отобрал у того винтовку. За дядей Сеней другие станичники поднялись, одних в то утро комбедовцы уже успели выгнать из своих домов, чтоб отправить куда-нибудь в болота по этапу, других не тронули, но те уже знали: занесены в списки на раскулачивание. Несколько семей из Кузнецова к тому времени уже выслали в тьмутаракань на погибель.

Село забурлило. Казаки собрались в центре Кузнецова с одним вопросом: как быть, что делать? Десяткам семей назначена высылка из села, отправка на спецпоселения. То есть – ты враг, ты раб, ты изгой. Да и те, кого ещё не записали в кулаки, боялись, даже если и не раскулачат, то колхозники пустят по миру, как пить дать пустят. Что значит отдай свою скотину на общий двор? Сколько примеров в округе, когда вот сгонят коров, и ревут бедные – не доены и не кормлены. Не хотели казаки работать на дядю. Многие думали об альтернативном варианте, улетали мысленно в Трёхречье, где без всяких колхозов справно жили казаки.

Телефонная связь уже была, комбедовцы сообщили в центр района – Александровский Завод, что казачки творят самоуправство, не дают возможности выполнять раскулачиванье. В Кузнецово выслали небольшой отряд ОГПУ, но те, завидев на краю села вооружённых казаков, повернули назад.

Дядя Сеня, возглавив группу наиболее решительных казаков Кузнецова, ушёл в тайгу. Обратной дороги для него больше не было. Собственно, не было её с того момента, как попал он в списки на раскулачивание и высылки. Комбедовцы тыкали в лицо фактом, что воевал когда-то у атамана Семёнова. Вспомнили, не забыли, и никогда не забудут, значит, всю жизнь носить ему клеймо врага. Жизнь переломилась. Во все соседние сёла поступила разнарядка на уничтожение кулака как класса. Но казак есть казак, с детства заточен не только на крестьянский труд, но и на ратный, с детства умеет владеть не только косой, но и шашкой. Не так-то просто затолкать его в стойло – вот твоё место и не вякай. Взволновались казаки, несогласные с коллективизацией, тем более – раскулачиванием. По всему Александро-Заводскому району пришли в движение. Кузнецовские во главе с дядей Сеней присоединились к повстанцам отряда Петра Гавриловича Игумнова, был он из села Куликово. Насколько помню, увёл Игумнов всех в падь Каменка.

Об этом отряде встречал в печати разные данные. По одним, объединял он триста семьдесят человек, по материалам уголовного дела дяди Сени: пятьсот сорок. В основном жители посёлков Александро-Заводского района: Куликово, Кузнецово, Бохто, Макарово, Кокуй-1, Кокуй-2. Вооружены были тем, что припрятали после Гражданской, какой казак без оружия – винтовки да карабины, ну и охотничьими ружьями – берданки-дробовики.