Дочь ведьмы

Элайзе был знаком подобный ум. Он принадлежал именно такому человеку. Тому, кто ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Получить ее. Не просто убить; его не интересовала месть. Он хотел, чтобы она принадлежала ему. Хотел ее душу. Мог ли Грессети быть Гидеоном? Могло ли статься, что эти женщины умирали из-за того, что он ее преследует? Если она останется здесь, сколько женщин еще погибнет? Но если она исчезнет, кто спасет Эбигейл? Элайза уронила газету на стол и потерла виски. Ей нужно было отыскать способ избавиться от Грессети, но кто ей поможет? Доктор Гиммел по-прежнему считал, что его рекомендовал профессор Сальваторес. Возможно, если она откроет, что рекомендации подделаны, его прогонят. Элайза вынула из ящика лист бумаги и взяла перо. Обмакнула в чернильницу. Она сама напишет в институт, попросит кое-что уточнить относительно Грессети. Как только придет ответ, говорящий, что в институте о нем не слышали, Элайза поставит в известность доктора Гиммела. Возможно, глубоко укоренившийся в ней страх и настороженность в отношении незнакомцев делали ее предвзятой. Грессети мог и не быть Гидеоном. Но даже если это не он, она ему не доверяла. Чем скорее его прогонят, тем лучше. Если убийства прекратятся, она получит ответ. Пока он не подозревал, как близка девушка к тому, чтобы раскрыть его подлог, у нее были основания полагать, что он не пойдет против нее.

Элайза начала писать, борясь со страхом, что Грессети может в любой миг появиться и увидеть, чем она занята. Девушка корила себя за то, что не додумалась написать в институт раньше. Перо двигалось вперед, царапая бумагу. Внезапно Элайза остановилась. Она смотрела на слова, которые только что написала. Формальности ради она вывела его имя полностью: синьор Дамон Грессети. Она взяла другой лист и выписала буквы имени и фамилии по кругу, отбросив титул. Ее мысли метались, когда она переставляла буквы, вычеркивая их одну за другой, пока не сложила из них другое имя. Безупречная анаграмма. Как раз в такие игры он играл с удовольствием. Элайза бросила перо, словно оно жгло ей пальцы, и потрясенно уставилась на слова, которые сложила на бумаге: Гидеон Мастерс.

Элайза прибыла на Йорк-террас, 4, менее чем через полчаса после открытия. Теперь она была уверена, что Грессети и в самом деле был Гидеоном и что он нес ответственность за злодеяния в Уайтчепле. Ее мучили вина и отчаяние при мысли о том, что убийства отчасти были на ее совести. Если бы она не поселилась в Уайтчепле, если бы не открыла там клинику, Грессети… Гидеон никогда бы там не появился. И Марта, Мэри Энн и Энни все еще были бы живы. Добравшись до комнаты Эбигейл, Элайза была уже не в состоянии скрывать свое настроение. Саймон поднялся со своего места возле постели, встревоженный ее смятением.

– Дорогая Элайза, что случилось? Идемте, сядьте к огню. Скажите, что вас привело в такой ужас?

Он взял ее за руки и подвел к диванчику в дальней части комнаты.

– Мне нужно осмотреть Эбигейл, – воспротивилась Элайза.

– Сестра мирно спит. Она может немного подождать. Кому сейчас нужно внимание, так это вам.

Саймон снял с нее шляпку и нежно погладил Элайзу по щеке.

– Не скажете, что стряслось?

Элайза закрыла глаза, пряча готовые пролиться слезы. Слезы! Впервые за столько лет. Впервые с тех пор, как она стояла с матерью в Бэткомской тюрьме. Она тогда пообещала маме, что больше слез не будет. Но сейчас, когда Саймон готов ее поддержать и так внимателен, так хочет разделить ее горести, теперь она чувствовала себя более уязвимой, чем в те долгие десятилетия, когда жила одна.

– Я не могу вам сказать, – ответила она. – Всем сердцем хотела бы, но…

Она покачала головой.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет.

– Пусть так, но, возможно, разделив свои тревоги с другим, то есть со мной, вы увидите, что уже и в этом есть некоторое утешение. Я не хочу, чтобы вы страдали в одиночестве. Я позволил себе думать, что мы друзья. Близкие друзья. Друзья, которые должны доверять друг другу. Поддерживать в трудные минуты.

– Все, что я могу вам открыть, – это то, что есть человек, которого я боюсь. Он не тот, за кого себя выдает. И я полагаю, что он способен на ужасные вещи.

– Кто?

Элайза покачала головой.

– Дорогая, вы должны сказать. Мне невыносимо думать, что вам страшно. Как я могу вас защитить, если не знаю, откуда ждать опасности?

Элайза глубоко вдохнула.

– Обещайте, что не станете действовать поспешно, если я его назову. Он не должен знать, что я раскрыла его обман. Даете слово, что не выступите против него?

– Хорошо, неохотно, но да. Даю слово.

– Это синьор Грессети.

Лицо Саймона омрачилось. В углу левого глаза задергалась мышца.

– Тот итальянец из Фицроя? Но доктор Гиммел о нем очень хорошо отзывается. Вы уверены?

– Да. Вне всякого сомнения. Этот человек мошенник, и он опасен. Не просите у меня дальнейших объяснений, умоляю.

– Вы говорили о своих страхах с доктором Гиммелом?

– Я не могу, пока нет доказательств. Я написала в Миланский институт. Жду, когда ответят. А пока…

Она умолкла, голос изменил ей.

Саймон отпустил ее руки и поднялся.