Я поднялась на колени и подползла к нему. Склонившись над его бедрами, я начала расстегивать ширинку. Полковник смотрел, как я вытащила его член из трусов и начала поглаживать. Никакой реакции. Я опустила лицо пониже. От члена до сих пор шел кисловатый запах после нашего предыдущего секса.
Полковник откинулся назад и взял с ночного столика бутылку
— Ничего не выйдет, — сказал он ровным тоном.
— Пожалуйста, господин! — продолжала умолять я. — Я что угодно сделаю.
Полковник вытащил пробку из бутылки и потянулся за стаканом, будто меня тут не было.
— Уходи. Сейчас же, — велел он.
Я опустила руки и медленно встала. Пока полковник наливал себе
Охваченная унынием, я шла между невысокими оштукатуренными зданиями к станции для утешения. Я выбрала узкую тропку, которая вела мимо медпункта. Остановившись, я положила руку на стену медпункта. Там, внутри, ждала аборта Су Хи.
Я пыталась ей помочь. На все была готова. Но у меня не вышло, и теперь жизнь сестры была в толстых руках доктора Ватанабе.
— Ты здорова, — сказал мне доктор Ватанабе, пока я лежала, раздвинув ноги, на койке в отделанном плиткой смотровом кабинете медпункта. — Не знаю, как это у тебя получается. Все девушки в конечном счете беременеют или подхватывают какое-нибудь заболевание, но не ты. Ты везучая.
Я пришла к доктору на ежемесячный осмотр на предмет венерических заболеваний. Каждый месяц толстый доктор надевал свой льняной халат, тыкал и теребил меня, ища признаки заболеваний. Солдатам полагалось пользоваться презервативами, имея дело с женщинами для утешения, но у японцев были проблемы с поставками, и презервативы приходилось использовать снова и снова, пока они не рвались. Обычно они держались всего два-три раза, и все девушки успели подхватить венерические заболевания — все, кроме меня. Может, мамин гребень с двухголовым драконом и правда приносил мне удачу.
— Господин доктор, — сказала я, вставая с койки и натягивая штаны, — можно мне повидать сестру, прежде чем завтра вернутся войска? Потом я буду слишком занята. Она же тут, наверху. Пожалуйста.
— Нет, она слишком больна, чтобы принимать посетителей, — отозвался доктор, стоявший возле умывальника.
— Она же моя сестра!
— Не спорь со мной, девочка, — бросил доктор через плечо. — Я сказал «нет».
Я опустила глаза.
— С ней все будет в порядке? — спросила я. — Она оправится после аборта?
— У нее внутреннее кровотечение, — ответил доктор, вытирая руки полотенцем. — У меня нет времени на операцию. Если кровотечение не прекратится само по себе, она умрет.
Слова доктора были как удар под дых. Я бросила застегивать рубашку.
— Ей надо в Пушунь, в больницу! — воскликнула я. — Пожалуйста, доктор, пошлите Су Хи туда!
Доктор развернулся ко мне всем своим массивным телом. Глаза у него были красные, щеки обвисли.
— Думаешь, они примут девушку со станции утешения? У них весь госпиталь забит солдатами; врачи просто посмеются, если я пошлю туда твою сестру.
— Неужели нельзя ничего сделать? Пожалуйста, доктор!
Доктор дал медсестре знак пригласить следующую девушку и велел мне идти обратно на станцию утешения.
— Больше я для твоей сестры ничего сделать не могу, — сказал он.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Военная полиция выпускала нас со станции утешения только в деревню к офицерам и на ежемесячный осмотр в медпункт. Если девушку ловили за пределами станции, за это полагалась порка от лейтенанта Танаки. А если он считал, что корейская девушка пыталась сбежать, ее расстреливали. Так что, когда солдат не было, мы неделями сидели на ступенях, глядя во двор. Иногда мы пытались во что-нибудь играть, чтобы убить время, но особого толку не было. Мы были секс-рабынями японцев, и никакая дурацкая игра не могла помочь нам это забыть.
Гейши, будучи японками, могли ходить куда хотели. Когда они не работали, то часто целыми днями торчали в городе, так что мы оставались на станции одни. Не знаю, что японки делали в городе; я просто радовалась тому, что некому над нами насмехаться и обзывать нас — гейшам это очень нравилось.
Единственным моим спасением от скуки были книги, которые давал мне полковник. Читать их приходилось в комнате, чтобы другие девушки не ревновали. Чтобы разглядеть иероглифы, я слегка приоткрывала дверь и впускала в комнату свет. Летом при закрытой двери внутри становилось очень душно, а щелочки хватало только на то, чтобы ветер нанес пыль. Мне удавалось почитать совсем чуть-чуть, а потом приходилось открывать дверь нараспашку, чтобы впустить свежий воздух. Зимой в щелочку дул холодный ветер, так что тоже много не почитаешь. Но я все равно читала при любой возможности.