Дочери дракона

Уволили меня быстро и формально. Господин Хан ничего не объяснял, но я все поняла. Чхоль Сон убедил своих друзей в руководстве, что я недостойная служащая. Мне даже не выплатили выходного пособия за десять лет службы. Пенсии мне тоже не полагалось. Под конец господин Хан протянул мне конверт.

— Вот ваша зарплата, — сказал он. — А теперь вам нужно уйти.

Я взяла конверт и посмотрела на господина Хана. Я видела, что ему тяжело увольнять меня, хоть он и пытался скрыть свои чувства. Мне стало его жаль едва ли не больше, чем себя. Я посмотрела на конверт.

— Я всегда старалась как могла, господин Хан, — сказала я. — С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, я всегда старалась поступать правильно.

Взгляд седого адвоката смягчился, и он кивнул.

— Действия, которые общество признает достойными, — то, что Конфуций называл ли, — не всегда являются самыми правильными. Нужно прежде всего хранить верность семье, предкам и стране — своему и. А в чем состоит и, каждый определяет сам. — Он грустно улыбнулся. — Спасибо за хорошую работу, Чжэ Хи. Лично мне очень жаль вас терять.

В тот момент я поняла, что господин Хан — выдающийся человек, как Чжин Мо и как полковник Кроуфорд, а может, и молодой рядовой Исида тоже. Мне грустно было думать, что я больше никогда его не увижу. Я низко поклонилась ему, взяла пальто и отправилась домой. Через вестибюль строительной компании «Гонсон» мимо госпожи Мин я шла с высоко поднятой головой.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Десять лет спустя

Я стояла перед историческим факультетом в новом студенческом городке Сеульского национального университета и раздавала брошюрки, напечатанные на желтой бумаге. Этот университет, лучшее учебное заведение Кореи, только что переехал в район Кванак на юге Сеула. Здания тут были новые и шикарные, в городке кипела жизнь. Дул весенний ветер, и мне приходилось прижимать брошюры к груди, чтобы их не унесло. Цвели акебии, и в воздухе стоял их шоколадный аромат. Вокруг меня интеллигентные на вид студенты с книжками торопились на занятия, слегка наклоняясь вперед, навстречу ветру. Когда они проходили мимо меня, я протягивала им брошюры, и время от времени молодежь их брала. Я уже третий день раздавала листовки в университете, и они почти закончились.

Эти четырехстраничные брошюры я напечатала в маленькой типографии недалеко от моей квартиры. Когда владелец их прочел, он решил отказаться. Я пообещала никому не говорить, где их печатала, и заплатила на сто вон больше. Тогда он быстро напечатал брошюры и выдал их мне в простом бумажном пакете.

Я была довольна текстом, который написала. Заголовок гласил: «Секс-рабыни японцев. Нас к этому принудили». В брошюре объяснялось, как японская армия заставила меня и тысячи других девушек стать женщинами для утешения. Там говорилось, что корейское правительство должно потребовать от Токио признать военные преступления против корейских женщин и выплатить возмещение. Пока, однако, никаких откликов на свои предложения я не получила.

Я сунула брошюру студентке с короткими черными волосами, и та запихнула ее в сумку, не читая. Мне очень захотелось отругать эту девушку. Я проследила взглядом, как она шла на занятия. Она была из нового поп-поколения: длинные брюки клеш, куртка в тон, яркая блузка и длинный шарф. Выглядела она веселой, счастливой и уверенной в себе. А как же иначе, ведь вся жизнь у нее была впереди. В современной Корее перед ней открывались хорошие перспективы.

Девушка скрылась в здании исторического факультета, а я подумала о том, насколько ее юность отличается от моей. С моими способностями и даром к языкам мне было бы самое место в крупном университете вроде этого. Может, я стала бы юристом или дипломатом. Но судьба уготовила мне совсем другую участь.

И моей дочери Су Бо тоже. Я была готова на все, чтобы она поступила в такой университет. Но поскольку у нее не было отца и записи в семейном реестре, ей пришлось бросить учебу после того, как Чхоль Сон разорвал нашу помолвку. А без образования Су Бо вынуждена была трудиться на низкооплачиваемых работах, чтобы дополнить своим заработком мое социальное пособие от государства. Даже с теми деньгами, что она зарабатывала, нам еле хватало на квартплату, а к концу месяца иногда приходилось обходиться без обеда. Теперь наша жизнь была даже хуже, чем в последние годы на ферме в Синыйчжу.

Ветер задул сильнее, и я крепче прижала к себе брошюры. С бетонных ступеней исторического факультета ко мне торопливо спустился немолодой мужчина в костюме. В руке у него была одна из моих брошюр. Он спросил меня, что я тут творю.

— Рассказываю правду, — ответила я.

— Не хочу устраивать вам неприятности, — сказал этот мужчина с густыми седыми волосами и в профессорских очках, — так что просто попрошу вас уйти.

— Почему? — спросила я. — Здесь идеальное место для раздачи брошюр. В них говорится о важном периоде в истории Кореи. Студентам-историкам следует об этом знать. Всем корейцам следует об этом знать.