Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Философия, как я понимаю это слово, является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Подобно теологии, она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но, подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или Откровения. Все определенное знание, по моему мнению, принадлежит к науке; все

догмы, поскольку они выходят за пределы определенного знания, принадлежат теологии. Но между теологией и наукой имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон, – эта Ничейная Земля и есть философия. Почти все вопросы, которые больше всего интересуют спекулятивные умы, таковы, что наука на них не может ответить, а самоуверенные ответы теологов более не кажутся столь же убедительными, как в предшествующие столетия⁹⁸

.

К тому моменту, как Макинтайр начал писать в защиту религиозной традиции, «Ничейная Земля» Рассела казалась бесплодной. Начиная с 1980-х гг. Макинтайр делает основной акцент в своей философии на неспособности эпохи Просвещения (от Декарта и Локка до Канта и Милля включительно) найти стабильную основу для морали и разума. Вот какую оценку он дает проблеме, вставшей перед Просвещением, как только оно отказалось от телеологии Античности (Аристотель) и Средних веков (Аквинат). (Здесь есть поразительные параллели между Макинтайром и Гадамером, речь о котором шла в седьмой главе):

Проблемы, с которыми сталкивается современная моральная теория, возникли в результате провала проекта Просвещения.

С одной стороны, индивидуальный моральный субъект, освобожденный от теократии и телеологии, воспринимает себя и воспринимается моральными философами как суверен в своем моральном авторитете. С другой стороны, унаследованные, частично преобразованные правила морали должны были приобрести новый статус, будучи лишены своего старого телеологического и даже более древнего категорического характера, который свойственен проявлению божественного закона. Если такие правила не могут обрести новый статус, при котором апелляция к ним становится рациональной, эта апелляция будет казаться просто инструментом индивидуальных желания и воли. Отсюда и давление с целью оправдать правила либо изобретением новой телеологии, либо нахождением для них некоторого нового категорического статуса. Первый проект обусловил важность утилитаризма; второй – важность кантианских попыток представить авторитет апелляции к моральным правилам результатом природы практического разума. Обе попытки, как я покажу, провалились; но в ходе этих попыток произошли как социальные, так и интеллектуальные преобразования[922]

.

Позднее Макинтайр доработал свою теорию, чтобы подобно Аристотелю сквозь призму телеологии укоренить добродетели в биологии[923]. Защита христианской веры и добродетели входит в основном в его философские изыскания в области истории и возможностей критического развития традиций[924].