Доктор Барченко (СИ)

  - Я вижу там фигуры людей, невозмутимо сказал мальчишка, если кто-то недавно умер, то он несколько дней стоит у своей могилы, прозрачный. А потом остается свет, меркнет, бледнеет. Пытался рассказать об этом маме и папе, но они отмахиваются. А с вашим котенком можно поиграть?

  - С каким котенком? - удивился старик, нет у меня никакого котенка!

  - Ну как же нет, когда он на плече сидит, черный, с зелеными глазами!

  - Это не котенок. Я представляю его в своем воображении.

  Руди зачарованно посмотрел на старика. До этой встречи его мир состоял из прогулок по кладбищу и игр около железной дороги. Теперь же ему захотелось представлять черного котенка. Руди постарался - и вот уже у него тоже сидит котенок на плече, только не совсем черный, с белой манишкой.

  - Молодец! - захлопал в ладошки старик, умничка! Беру тебя в ученики!

  У кого-то детство закончилось рано, но Рудольф считал, что он остался ребенком навсегда. Детскую страсть к поездам подросший мальчик распространил на трамваи. А что, они тоже едут по рельсам.

  Вот бы изобрести такой трамвай, чтобы за тысячи километров абсолютно посторонние люди могли увидеть меня - фантазировал парень. И чтоб билет покупать не надо было!

  Не смейтесь, но это ему удалось через несколько лет.

  - Может, Руди болен? - ужасался отец, не свозить ли его в Вену, к докторам?

  ... Путь Рудольфа Штайнера к собственной теории оказался непрост. Родись он в средние века, был бы алхимиком, раскачивался бы на железной виселице, не сумев превратить ржавое железо в чистое золото, или был бы сожжен за свою дерзкую ересь нераскаянным, без предварительного удушения. Но либеральный 19-й позволил Штайнеру заниматься поиском универсальной истины, не беспокоясь ни о петле, ни о костре. Более того, Европа остро нуждалась в таком человеке! Ему платили, причем платили неплохо. И с местом рождения тоже здорово подфартило.

  Где-то здесь спрятались бежавшие от волн Каспия хазарские мудрецы, еще раньше застряли кельты, смешавшись с потоками гонимых церковью славянских волхвов. Кочевали волоокие цыганки, несущие память об Индии и Египте. Жили евреи, привезшие халдейскую магию гортанных заклинаний. Австро-венгерская провинция знала лощеных специалистов оккультных наук с университетскими дипломами, неграмотных карпатских травников, исцеляющих от смертельных болезней простыми отварами и настойками, хасидских отшельников, никогда не выходивших из дома, но дававших советы растерянным посетителям, приторных восточных красавиц, гадавших по арканам Таро, полубезумных дервишей, в экстазе закатывающих глаза. Стоило отъехать немного от города - и перед путешественником раскрывалась древняя языческая стихия. Яркие тряпочки на ветках священных деревьев, заповедные урочища, куда строго запрещалось ходить, колдуны и колдуньи, по воскресеньям ходившие к мессе, ясновидящие дети, подземные карлики, обкатанные ручьями камни.

  Не хватало только одного - соединить все эти разрозненные элементы в единое целое. Требовался демиург, и Штайнер решил, что это именно он.

  В юности его кумиром был Гете - поэт, масон и мистик, увлеченный Востоком до такой степени, что его считали переменившим христианскую веру. Искания привели Штайнера к розенкрейцерам, получившим свои тайные знания от мусульманских сект средних веков. Изучая переселение душ, он не мог не обратиться к буддизму и индуизму. Их врата раскрыли вовсе не тибетцы и не индусы, а русские. Он очаровался Еленой Блаватской, стал теософом. Но уже в 1913 году Штейнер рассорился с теософами, создал в Берлине общество антропософии - своего нового учения о том, как освободить человеческое сознание, достигнуть познания высших духовных миров. Претендуя на новаторство, Штайнер не скрывал: фундаментом антропософии являлось розенкрейцерство и теософские построения мистиков Российской империи.

  Там разгорался Серебряный век (термин из лексикона алхимиков и розенкрейцеров), недалеко и до Золотого рассвета. Литература и искусство той поры не просто вдохновлялось оккультизмом, но являлось действенным его воплощением. Мы не увлекались мистикой, мы ей жили, дышали, творили. Каждое наше слово приправлялось поиском Всего Сущего, и мы верили, что Все Сущее находилось в нас - напишут они в изгнании.

  Поэтому свое победоносное шествие Штайнер решил начать с России. Одновременно с берлинским, в том же 1913-м, открылось московское антропософское общество. Адепты Штайнера быстро сориентировались: местные теософы - преимущественно провинциалы. Одинокие, скучающие, привязанные к пропахшим чернилами присутственным местам, тратящие значительную часть заработка на выписку заграничных журналов, витающие где-то в окрестностях восьмого неба, ждущие немедленного чуда, вместо того, чтобы строить свою жизнь. Именно на них, болезных мистиков российской глубинки, и нацеливались антропософы.