Доктор Барченко (СИ)

  Однако Штайнер не оставлял Белого, угрожая страшной смертью - опять же - под колесами трамвая. Ему снились пожары Дорнаха.

  А 13 числа, как и "предсказывал" Штайнер, Белый чуть не погиб, упав под трамвай. В роковой миг время словно остановилось, и перед полупомешанным снова предстал несветлый лик гуру. За откровенные разговоры об увиденном и услышанном в Дорнахе подвергли унизительной практике "радиации". На особом языке закрытых орденов слово "радиация" (латинское "излучение") означала стирание имени посвященного из всех списков, запрет на общение с братьями. Человек умирал отринутым, в кромешной пустоте забвения.

  Мучения Белого все-таки немного испортили образ Штайнера среди московских и петербургских интеллектуалов. Ему не простили высокомерного пренебрежения к талантливому ученику. Барченко не знал, что спустя не так много лет, уже почти забыв о былой моде на антропософию, ему доведется столкнуться с новым поколением выпестованных Штайнером мистиков. Спорить с ними, сидя в нетопленных залах, потом ходатайствовать о реабилитации, отправлять посылки по далеким северным адресам...

  10. Модный беллетрист, экстерн Соляного городка.

  В Петербурге начала 1910-х годов Александр Барченко неожиданно стал популярным писателем. После истории с восточными тамплиерами и их несчастными пеликанами герцог З. посоветовал ему отвлечься.

  - Напиши-ка, Искандер, повесть о своих индийских злоключениях! И отправь в тот журнал, где тебя уже печатали больше года назад. Керосин, чернила и бумагу я тебе куплю.

  Повести Барченко - имя его уже было на слуху у поклонников мистики - быстро начали расхватывать известные журналы. Вскоре он, сам не понимая почему, превратился из полуголодного делопроизводителя в автора, занимавшего в сердцах подростков место между Луи Буссенаром и Джеком Лондоном. Особенный успех имел "Доктор Черный", вышедший сначала в журнале, а затем отдельной книгой. Регулярно публиковались его научно-популярные статьи о хиромантии, йоге, гипнозу и психическим отклонениям.

  Особую ценность в науке будущего - ей Барченко называл парапсихологию - представляли сны, видения, фантазии душевнобольных. Материалов для исследований безумная эпоха предоставляла достаточно, поэтому излюбленным жанром стал психологический очерк, посвященный истеричкам и лунатикам. Одним из первых, если не самым первым, Александр высказал предположение, что измененные состояния психики - например, транс щамана или религиозный экстаз - можно контролировать. Только это требует нового оборудования, которое могло бы записывать излучаемые мозгом электромагнитные волны. Барченко настойчиво искал сотрудничества с каким-нибудь неизвестным, но одаренным изобретателем. Он даже поместил объявление в газеты, но безуспешно: такой человек пока не приходил.

  Для редакторов, еще недавно швырявших присланные им рукописи в мусорную корзину, пришло время каяться. Они приходили к Барченко на съемную квартиру, в немецком доме Васильевского острова, умоляя дать хоть какой-нибудь материал, потому что подписчики просят "что-нибудь новенькое от Барченко". Александр называл дикую цену, рублей 35-45, но редакторы соглашались. За свой первый гонорар, 7 рублей, теперь он и рукой не шевелил. Забылась бедность, стояние на краю голодной пропасти, унизительная дойка черной козы и гадательный салон в Боровичах, ловля ужей и жаб для знахарки в Юрьеве, кошмары нарвской газеты, когда его чуть не сожрали клопы в дешевом гостиничном номере.

  Причины успеха крылись не только в умении Барченко увлекательно построить сюжет, наполнив его такими подробностями (вроде ручной коброчки Нанни), которые раньше появлялись лишь в англоязычных колониальных романах. Цензура благоприятствовала иностранной экзотике. Писать о России и российских проблемах было сложно, многие вещи запрещались или безжалостно уродовались вырезками, теряя смысл.

  Но об Индии, до боли похожей на русскую провинцию своей пестрой бедностью, грязью улиц, исхудалой скотиной - сочинять разрешалось сколько угодно. Критика сословного неравенства подменялась описанием несправедливостей кастового деления, униженное положение женщин легко передавалось через "сати", обряд самосожжения вдов и страшные истории о заживо похороненных девочках. Сказать о плохих священниках, вреде языческих суеверий, неграмотности и бюрократизме церкви напрямую не позволял Синод. Но если то же - об индуизме, злых брахманах, рабовладении тибетских монастырей, это легко проходило контроль.

  - Проституция под запретом? Тогда я напишу о баядерках, храмовых проститутках Индии, заявлял Барченко редактору, и никто меня за это не накажет!

  Читатели ему верили. Даже если вдруг открылось бы, что автор никогда не путешествовал по Индии, это не сильно повредило репутации Александра.