- Что вы, возразил Роман Фёдорович, все не утекло. Кое-что я не успел вывезти в Маньчжурию, запрятал в тщательно замаскированную пещеру, но потерял приметы того места, словно заколдовано оно злыми шаманами.
- Я читал в одной эмигрантской газете, в берлинском "Руле", кажется, сказал Барченко, золото удалось бы сохранить, кабы не безответственная работа некого Михайлова, бывшего министром финансов в правительстве Колчака.
- О! Михайлов - сын двух смертников, его мать и отца приговорили к казни, но помиловали, и он родился на каторге. Дед Михайлова - еврейский поэт, сочинял стихи на иврите. Разве можно человеку с такой родословной доверить золото? - возмутился Унгерн.
- Да уж, выбрали министра - согласился Александр, сами виноваты. Но теперь уж поздно плакать. Я полагаю, если вы не найдете эту пещеру, на нее случайно набредут заблудившиеся охотники, сокровища попадут большевикам. Вы этого не должны допустить ни в коем случае.
- Но я не помню...
- Найдется ваше золото, я уверен.
Барченко выяснил немало любопытного о приграничье с Монголией и Китаем, перейти которое проще, нежели добраться потом до обитаемых мест, о запретных урочищах, ступать куда опасно для жизни. Постепенно ему становилось понятнее, почему барон Унгерн остался в лесу, а не сбежал заграницу, как предполагали все, кто его знал. Мятежному монархисту хотелось не только затаиться на несколько лет, дожидаясь ослабления и без того шаткой, на его взгляд, советской власти, но продолжить свою борьбу. Однако без средств любая партизанщина обречена, в одиночестве Роман Фёдорович не мог найти забытую дорогу к золоту.
Получался замкнутый круг, счастливо разорвавшийся лишь благодаря случайной встрече. Вдвоем можно рискнуть поискать пещеру.
Но из-за этого знакомства прежние планы Барченко бессовестно рушились. Вместо долгожданных исследований геопатогенных зон - искать золото белых? Дело получало яркий политический оттенок (если золото будет найдено, оно пойдет эмигрантским антисоветским организациям), а в политику Александр вмешиваться не хотел. Как поступить, он не знал. Возвращаться в Москву не имело смысла, но бежать неизвестно куда в компании с помешавшимся отшельником? Да разве барон Унгерн этот несчастный человек, приручивший волка? Безумец, присвоивший себе миф убитого героя, какой-нибудь одичалый, свихнувшийся офицер, прячущийся за имя, которое до сих пор произносят с содроганием!
- Я почему-то верю ему, возможно, он действительно Унгерн, но... Он не договаривает что-то крайне важное. Провалы в памяти? Последствия тяжелого ранения в голову? Впрочем, хватит: утро вечера мудренее, подумал Барченко, займусь этим завтра.
Но за эту прохладную ночь многое изменилось. Они были не одни здесь. Еще неделю назад, когда "профессор из Москвы" только ехал в поезде, в отделения НКВД по всему Забайкалью пришли шифрованные телеграммы, где предписывались "уведомить о прибытии географа Барченко А.В. к месту назначения, а затем ежедневно отслеживать его перемещения". Маршрут экспедиции с подробным расписанием всех остановок уже лежал на столе, вычитанный до километра, составленный так, что ближе, чем на определенное расстояние, Барченко подойти к границе не мог. Однако он никогда не соблюдал согласованных маршрутов, выбирая самые труднопроходимые участки, и особенно те, которые назывались местным населением "проклятыми".
По негласным правилам, к Барченко приписали наблюдающего - завербованного местного жителя, знающего охотничьи тропы, незаметного, легкого на подъем молодого человека, совсем мальчишку, Макса (было это его настоящее имя или оперативный псевдоним, он так и не выяснил).
Макс умел учуять зверя, гнаться по горам и болотам, перепрыгивать пропасти, неподвижно таиться в кроне деревьев, переплывать бурные реки. Если б он не появился на свет в семье бывшего австрийского военнопленного и русской женщины, наверное, гибкого парня ждала бы слава спортсмена или артиста цирка, и из далекого поселка Макс перебрался бы в большой город. Но ему не повезло - сын иноподданного, отказавшегося возвращаться на родину, носил нехорошую фамилию Краеннидерштадт. Переменять ее - взять, как многие делали, девичью фамилию мамы, или бабушки, или просто обрусить, Макс не хотел. Он любил своих родителей, не понимая, зачем все это надо. В 15 лет Макса вызвали люди в штатском и объяснили, что ему в день совершеннолетия не выдадут советских документов.
- Как?! - поразился Макс, я же родился тут, я не иностранец!
Чекистов якобы тронуло отчаяние наивного мальчика, и в районном отделе НКВД ему пообещали уладить это дело. Если он станет помогать им в слежке. Он принял этот спектакль за чистую правду. Не сомневался, что японская разведка посылает в его лес шпионов, недобитых белогвардейцев, а научные экспедиции, прибывавшие каждое лето, могут потерять какого-нибудь участника, перешедшего границу. И за ними надо смотреть в оба.