Читаем Доктор Бирч и его молодые друзья полностью

«Джентльмены, и особенно младшіе и самые слабые здоровьемъ воспитанники, будутъ пользоваться постояннымъ присмотромъ и нжною заботливостью миссъ Зои Бирчъ, сестры содержателя, которая поставитъ себ пріятнйшимъ долгомъ замнять для нихъ (сколько это возможно) отсутствіе материнской дружбы.» Уставъ Родвель-Роджисской школы.

Статья прекрасная въ циркуляр доктора, и миссъ Зоя Бирчъ (прелестная двадцати-пяти-лтняя березовая [2] распуколка, съ носомъ краснымъ и лицомъ кислымъ какъ дикое яблоко) представлена чуднымъ созданіемъ. Но я желалъ бы знать, кто согласился бы назвать миссъ Зою своей матерью?

Въ дом было только два существа, которыхъ она не пугала: миссъ Флора и я…. нтъ! я тоже боялся Зои, несмотря на то, что мн извстны

были о ней разныя исторіи; ню все остальное трепетало передъ нею, отъ доктора до бднаго Франциска, слуги, которому часто доставалось отъ нея.

Докторъ былъ величественный и по наружности строгій человкъ, но въ душ онъ былъ слабъ и добродушенъ; онъ любилъ болтовню и бутылку съ портвейномъ. Я, впрочемъ, сошелся съ нимъ гораздо лучше, нежели мистеръ Принсъ, который немного унижалъ его и считалъ его литературныя произведенія безстыднйшимъ шарлатанствомъ. Часто въ солнечные послобденные часы докторъ, бывало, говоритъ мн: «Мистеръ Т., не выпить ли намъ, сэръ, еще по стакану этого винца за жолтою печатью? вы, кажется, такъ его любите» (а самъ онъ любилъ его еще больше), и мы дйствительно выпивали еще по стакану, если только не появлялась между нами эта старая Зоя и не совала мн подъ носъ своего жалкаго, жиденькаго кофе. Она вчно ворчитъ, бранится, толкается, кричитъ на горничныхъ, нападаетъ на миссъ Раби, мучитъ маленькихъ воспитанниковъ и бранится съ большими. Она знаетъ, сколько състъ въ одинъ разъ каждый мальчикъ, она подчуетъ жирнымъ кушаньемъ тхъ, которымъ оно вредно, и предлагаетъ недожаренную говядину тому, кто ея не любитъ. Лучшее для нея время то, когда она утромъ является въ спальню маленькихъ воспитанниковъ, съ чашкою англійской соли и ломтикомъ хлба. Фи! отъ одного воспоминанія меня пронимаетъ дрожь. Я видлъ только разъ, какъ она давала это лекарство маленькому Бильсу, и ея непріятное присутствіе сдлалось для меня еще противне.

Если же мальчикъ заболетъ серьезно, то, вы думаете, она просидитъ у его постели хоть одну ночь? Какъ бы не такъ! Когда былъ боленъ маленькій Чарлей Дависонъ (тотъ самый, котораго мягкій локонъ хранитъ у себя миссъ Раби) — полковникъ, отецъ его, былъ на ту пору въ Индіи — не другой кто, какъ Анна Раби ходила за нимъ; она сидла надъ нимъ, когда онъ лежалъ въ бреду; она никогда не оставляла его, пока онъ былъ живъ, и сама закрыла ого глазки, которые никогда уже не будутъ блестть, никогда не подернутся слезою. Да, Анна была его сидлкою, Анна оплакала его, а миссъ Бирчъ написала письмо о его смерти и получила золотую цпочку съ медальономъ, которую полковникъ прислалъ ей знакъ своей благодарности. И отчего умеръ Франкъ Дависонъ? отъ вчнаго преслдованія миссъ Зои. Я увренъ, что еслибъ онъ ухалъ въ Индію, чтобы вступитъ въ тотъ полкъ, которымъ командовалъ его храбрый отецъ, то ужь не присылалось бы оттуда больше каждый годъ шалей и подарковъ доктору и миссъ Бирчь и, что если она мечтала, что полковникъ когда нибудь воротится въ Англію и женится на ней (за ея нжность къ его осиротвшему ребенку, какъ онъ выражался всегда въ своихъ письмахъ), то посл этого она должна была бы разстаться съ такой мечтою. Но вс эти событія произошли очень недавно — только семь лтъ назадъ — и я слышалъ о нихъ только кой-что отъ миссъ Раби, которая была тогда еще двочкою и только что пріхала въ Росвель-Реджисъ. Она никогда не можетъ говоритъ безъ душевнаго волненія объ этомъ рдкомъ мальчик. Его смерть сдлала глубокое впечатлніе на ея нжное сердце.

Да, миссъ Бирчъ выжила изъ заведенія въ теченіе одиннадцати лтъ девятнадцать учителей и въ томъ числ половину учителей французскаго языка — я думаю съ горя отъ разлуки со своимъ любимцемъ

, мистеромъ Гринчемъ, съ его золотыми часами и проч.: но это только догадка, заимствованная мною изъ насмшекъ миссъ Флоры; во время одной ссоры за чаемъ.

Впрочемъ, у меня есть въ запас еще одна узда на миссъ Бирчъ. Когда она дойдетъ до особенной дерзости въ обращеніи къ миссъ Раби, мн только стоитъ ввернуть въ разговоръ малиновое варенье, и крикунья тотчасъ сдерживаетъ свой языкъ. Она меня понимаетъ; мн нтъ надобности говорить больше.

Приписка, 12 декабря. Теперь я могу говорить обо всемъ свободно. Я бросилъ свое мсто и не забочусь о немъ. Итакъ, выскажу все прямо, не опасаясь никакихъ послдствій. Я видлъ эту женщину, эту мать

воспитанниковъ, какъ она ла варенье ложкою, пропавшею изъ шкатулки мастера Уйджинса въ гардеробной, и готовъ подтвердить это самой Бирчъ въ глаза.

VII

Бриггсъ въ счастьи

(Входитъ слуга.)

Слуга. Корзина мистеру Бриггсу!

Мастеръ Броунъ. Ура, Томъ Бригсъ! я дамъ теб свой ножикъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза