Доктор Шанс

Он мог обнаружить ее

… сидящую на кровати, с глазами круглыми, как у оленя в свете фар, и сразу понять, что облажался, что Большой Ди был прав, что на самом деле Блэкстоун позвал его не на разговор, а для того, чтобы Шанс умер в безвкусном мотеле вместе с сумкой, в которой лежал древний компромат, и разве можно было бы представить в такой ситуации иной вариант кроме того, что его, типичного докторишку, кто-то шантажировал, но ситуация вышла из-под контроля? Но что Блэкстоун задумал относительно Жаклин? Предполагал ли, что ее тоже найдут мертвой здесь или в каком-то другом уголке планеты, или ничего подобного не должно было произойти? Теперь это едва ли имело значение. И все же… Реймонд Блэкстоун должен был ощущать, что вот-вот добьется своего, вот-вот избавится хотя бы от одного из них, а может, от обоих, он уже предвкушал победу, и вдруг ему в колеса вставили несколько здоровенных палок… А дальше, возможно, в дверь ворвался Большой Ди… Или, может быть, это был сам Шанс

? Может, именно тогда

он пустил в ход нож, а если нет, то почему сейчас вспомнил об этом? Все, вплоть до последней детали жалкого, залитого кровью номера? Чего он не мог объяснить логически, так это того, как после всего ужаса очутился на песке Оушен-бич. Пляж и номер мотеля – это взаимоисключающие варианты, разве нет? Но с другой стороны – и вот тут-то и начинается настоящая

неразбериха – так же верно (а подобное случается, особенно в ситуациях вроде тех, которые он описал детективу Ньюсому), что в определенных случаях, включающих как амнезию, так и посттравматический стресс, самые живые, подробные воспоминания пациента могут оказаться полнейшей выдумкой, а происшествия на пляже и в мотеле, если судить с точки зрения общепринятых стандартов, от начала до конца, в любом виде или даже в сочетании, настолько невозможны, что, скорее всего, являются горячечным бредом, вымыслом, а не опознаваемой реальностью, и почему бы тогда, в конце концов, не быть снисходительнее к себе? Почему бы не смешивать и не сочетать осколки памяти, будто они – не более чем цветные стеклышки в детском калейдоскопе, по случайному капризу перераспределяющиеся и создающие новую картину, подчиняясь легкому повороту запястья?

Достаточно сказать, что травма головы привела его в такое место, которое больше не ощущалось им как дом. Шанс был тут, но одновременно как будто не был. Из жизненного опыта он мог худо-бедно сравнить происходящее лишь с приготовлением к хирургической операции – по венам бежала химия, под аккомпанемент обратного отсчета погружавшая в пустоту, в то время как настоящее исчезало. Но тогда во всем чувствовался контекст. А сейчас – нет. В его отсутствие ощущение настоящего становилось хрупким, как яйцо дрозда. К примеру, Шанс мог пошевелить пальцами, но, возможно, то был лишь плод его воображения. Кто мог обещать, что его нынешнее осознание себя во времени и пространстве в любой момент не переменится вновь, отправив в иную, еще более ужасающую реальность? Шанс, дав себе волю, воображал подобную перспективу, и та казалась достаточно жуткой, чтобы вызвать обильное потоотделение и усиленное сердцебиение. Номер мотеля и пляж – всего лишь два возможных варианта. Почему бы не существовать и версии, в которой его одолел либо Блэкстоун, либо один из румын? Возможно, это Шанс мертв, и смерть выглядит именно так. Возможно, он привязан к койке психиатрического отделения окружной тюрьмы. Он был не настолько плох и прекрасно помнил истории подобных пациентов или собственные дурацкие заключения, сделанные для бесконечных однообразных докладов.