– Я как-то беседовал с одним из его врачей, – сказал Шанс. – У него что-то редкое, никто даже диагноз толком поставить не может.
Доктор не говорил прямо, что Жан-Батист умирает, но, по мнению Шанса, явно это подразумевал.
– Полагаю, тогда его работы предстают в новом свете. Как вы думаете, знание о том, что он умирает, как-то влияет на фотографии?
– Ты когда-нибудь его спрашивала о них?
– Нет.
– Может, стоит спросить как-нибудь. Он умный мужик, эксцентричный, но умный. О том, что я тебе рассказал, не говори, но можешь спросить, зачем он фотографирует. Интересно, что он тебе ответит.
– А вы сами его спрашивали?
– Я – нет. Но подумал, может, будет лучше, если спросишь ты.
– Почему?
– Сам не знаю. Просто мне так кажется.
– Ну, – сказала она, – я знаю, что он умный… просто, мне кажется, это как-то бесцеремонно… всюду развешивать эти фотографии…
– Они просто на любителя.
– Пожалуй, нужно быть с ним полюбезнее.
– Будь, – сказал Шанс и снова повернулся к двери своего кабинета.
– Тадеуш Фут. Дать вам его карточку?
– Мне бы хотелось, чтобы ты отменила прием.
Она помедлила:
– Вы пошутили, да?
– Ничего подобного.
Они воззрились друг на друга через комнату.
– Они, наверно, уже едут.
– Тогда, может, тебе удастся их перехватить.
– Так вы серьезно…
Тадеуша Фута, высокого, страдающего ожирением шизофреника двадцати девяти лет от роду, почти наверняка везла его мать. Вместе из них получался редкостно унылый и депрессивный дуэт.
– Помнишь, – спросил Шанс, – как миссис Фут описала состояние сына в опроснике? Одним словом,
Люси улыбнулась ему, действительно улыбнулась.
– Он довольно медленный.
– А жизнь довольно коротка.
Она одарила его взглядом.
– Тяжелая ночь?
– Даже не знаю с чего и начать.
Люси кивнула с видом человека, в жизни которого тоже бывали тяжелые ночи.
– Что мне сказать Футам? – спросила она. – Насчет его медикаментов? Она наверняка спросит.
– Амитриптилин. По двадцать пять миллиграммов два раза в день.
Люси потянулась за телефоном, и Шанс наконец смог ретироваться.
Вот уж точно, психологическим. «Медленный» молодой человек получил сотрясение мозга, перелом основания черепа и внутримозговое кровотечение во время ДТП на скоростной автостраде. В результате происшествия, ставшего для Тадеуша третьим за три года, погибла пассажирка машины, в которую он врезался, двадцатитрехлетняя слепая женщина. В прошлом лучшая выпускница в своем потоке, она была студенткой колледжа и приехала на зимние каникулы домой. В компании друзей отправилась за устрицами в Томалес-Бей, когда Тадеуш пересек двойную сплошную, выехал на встречку и врезался в их автомобиль, действуя по инструкциям, которые, как ему казалось, передавали по радио в принадлежащем его матери «Бьюике Роадмастере», неповоротливом чудовище, еле влезавшем в улицу. Отец слепой девушки, ландшафтный дизайнер по профессии, который в одиночку вырастил ее после смерти жены, запил и потерял свой бизнес. В свете колоритного прошлого молодого человека и его сомнительных умственных способностей страховые компании затеяли долгий спор о том, кто виноват, куда скоро подключились разнообразные страховщики, миссис Фут и даже департамент транспортных средств. Не заглядывая в документы, Шанс не мог точно припомнить, кто из них оплачивал визиты Тадеуша. Он также сомневался, что все эти распри, чем бы они ни закончились, хоть что-то изменят в жизни отца девушки.
В основном, толстяки заботились лишь о том, чтобы Тадеуша не лишили водительских прав, его мать рассчитывала на сына, ведь он должен был ездить в магазин, где она любила покупать журналы о кинозвездах, газеты и сигареты, расплачиваясь талонами, которые штат выдавал на питание. Что же касается инструкций по радио и их влияния на молодого Тадеуша, оба Фута изо всех сил в жизнерадостной и оптимистичной манере старались доказать, что,
Шанс внес лишь один вклад в эту скорбную историю: посредством серии писем и телефонных звонков удержал скудоумного жиртреста от возвращения за руль под страхом домашнего ареста. Невероятно, но никто до сих пор даже не попытался этого сделать, но уж, что есть, то есть, так расходуются доллары налогоплательщиков. Незачем и говорить, как это восприняли мать с сыном, которые при каждой возможности жали на все педали, добиваясь, чтобы Тадеушу незамедлительно вернули права, и, вне всякого сомнения, продолжат это делать в тот день, когда Шанс согласится их принять.
Люси вскоре сунула голову в кабинет и сообщила, что перенесла прием на следующую неделю.
– Замечательно, – сказал ей Шанс. – И спасибо тебе. Сегодня я бы их не осилил.
Она еще немного постояла в дверном проеме.
– Вы