Долгая дорога в Ад

Со своей миссией я справился. Чего мне это стоило – отдельная история. Денег-то почти не имелось. Правда, у меня были золотые часы, а Нина ещё дала мне своё обручальное кольцо, чтобы я продал его в случае надобности.

Слащёва, кстати, не повесили. И даже не расстреляли. Но и служить ему не дали. Единственное, что ему позволили, – написать книгу воспоминаний и преподавать военное дело курсантам. Я слышал, он начал спиваться. От такой медленной добровольной гибели его верная подруга спасти уже не могла. На этом отрезке жизни его существование больше напоминало эпизоды семейной жизни в эмиграции генерала Черноты и Люськи из пьесы «Бег». Вероятно, здесь просматривается скрытая ирония Михаила Булгакова, у него это всегда здорово получалось. На то он и гениальный писатель!

Нина Нечволодова в конце концов ушла от легендарного генерала. Но уехать за границу ей никто не позволил. Увидеть дочь ей так и не довелось.

Необыкновенная всё-таки была женщина. Я таких никогда больше не встречал.

А Слащёв всё-таки не спился, как многие ожидали. В январе двадцать девятого года его застрелил троцкист Лазарь Коленберг. Отомстил за расстрелянного в Крыму брата. Чекисты любили использовать в своих целях личные мотивы убийц. Тут тебе история и с Котовским, и с Кировым…

В общем, Слащёву тоже так никогда и не довелось увидеть свою дочь Марию. Твою бабушку, Дмитрий.

- Да… Это я уже понял. Слушайте… мне… Ох! Столько всего сразу! Мне, честно говоря, тяжело всё это переварить.

- То ли ещё будет.

- Господи, вы ещё подготовили мне на сегодня сюрпризы?

- Мы снова можем взять тайм-аут.

- Ну уж нет, на этот раз я просто-таки требую рассказать мне всё. Я предлагаю не прерываться теперь до тех пор, пока мы не закончим. Вы рассказывайте, рассказывайте… И не упускайте теперь ни малейшей подробности.

- Я буду стараться. Хотя я и так ничего не упускаю.

- Голова кругом. Вы – мой дед…

- Я понимаю.

- Уверен, что нет.

- Напоминаю, я тоже в какой-то момент узнал много нового и о себе, и о своей семье, и об отце…

- Да уж… Ну ладно… Продолжайте.

- Точно?

- Продолжайте, продолжайте…

 

 

 

 

Запись 021

 

- Я решил продолжать борьбу с большевизмом. Но, к сожалению, во всём мире не было реальной силы, которая могла бы противостоять красной чуме. Русский народ пал. Белоэмигранты не могли между собой договориться. Белое движение развалилось. Дворяне шли в таксисты и в официанты, офицеры стрелялись, а те, кто не поддался суицидальным настроениям, либо вступали во Французский Иностранный легион, либо переквалифицировались в сутенёров и статистов кино, а представители интеллигенции продолжали ныть и стонать о себе, о погибшей России, о забытом Богом народе и о народе, забывшем Бога. Короче, всё это представляло из себя мрачную и жалкую картину.

К концу двадцатых годов стало окончательно ясно: Советы установились, если не навсегда, то надолго.

К этому времени меня разыскал человек от Наследника. Он передал мне новые документы, деньги и следующее задание.

- Задание?

- Именно! А что тебя удивляет? Ведь я поклялся служить ему верой и правдой до конца его дней. До конца его дней, поскольку он был смертным. Но он был мудр, он покорил меня своей мудростью. И я верил, что он, а равно и его предки, исполняют свою тайную миссию.

- Что за миссия?

- Разве была бы она тайной, если бы о ней можно было вот так вот запросто поведать? Смешной ты…

- А в чём заключалось новое задание? Или эта информация тоже под особым строжайшим секретом?

- Я должен был отправиться в Германию и завести дружбу с лидером национал-социалистической партии Адольфом Гитлером. Сразу скажу, мне это удалось. И сам Гитлер, и его партия нуждались в средствах. Наследник был готов предоставлять любые суммы в распоряжение фюрера. В тридцатых годах я даже устроил им неофициальную встречу. Наследник остался крайне доволен. Я не в курсе их беседы, но с той поры Адольф Гитлер доверял мне безгранично.

Хочу заметить, лично мне Гитлер не понравился. Он производил впечатление закомплексованного человека с неглубокими знаниями. Хотя, надо отдать должное, на трибуне, ораторствуя перед публикой, он смотрелся убедительно. В харизме ему нельзя было отказать. Он увлекал и завораживал. Но по сути-то был болтун. Рот у него не закрывался. Я уже буквально через сорок минут общения с ним был утомлён так, будто весь день траншеи рыл. При этом я вот что заметил: о чём бы мы ни говорили, у него всё сводилось к одному неутешительному выводу – жиды виноваты. Да, по его мнению, за всем в мире стояло международное еврейство. Иногда доходило до смешного.

Как-то раз, помню, затронул я в разговоре творчество Мане. Гитлер стал плеваться и доказывать убогость еврейского искусства. Я возразил, что Эдуард Мане был французом. Гитлер, криво усмехнувшись, отмахнулся от моих слов.

«Как вы наивны, дружище, - сказал он презрительно. – В мире всегда были, есть и будут люди, которые сами не евреи, но служат международному еврейству. Верю, что когда-нибудь мы положим этому конец. Возможно, что высшие силы выбрали меня именно ради этой великой миссии».