Долгая нота (От Острова и к Острову)

— Почему ты так решила?

— Ну, вообще, дедукция. Помнишь, как там у Шерлока Холмса? Элементарно, Ватсон! Во-первых, у тебя брюки зауженные книзу. А сейчас носят прямые и с отворотом. Но брюки новые. Если бы ты был москвич, то такие точно не купил, поскольку это немодно. Во-вторых, у тебя фонема «о» — это чистая «о», без московского горлового придыхания, следовательно, последние несколько лет ты жил не в столице. В-третьих, ты сказал, что учишься на истфаке и только что поступил. Идёшь утром по направлению к ЦПКиО, значит, скорее всего, из общежития. Тем более твои слова про единственную рубашку.

— Извините, Холмс, но я не сказал про единственную. Я сказал, про одну чистую, — рассмеялся Валентин.

— Ценное замечание, Ватсон, но оно ничего не добавляет к картине. Итак, идёшь утром по направлению к ЦПКиО, значит, скорее всего, из общежития, которое здесь рядом.

— Это спорно. Я могу идти с Винницкой или со Столетова переулка.

— Можешь, но тем не менее ты идёшь из общаги, потому что на Винницкой и Столетовом живут одни уроды, а ты не урод, а очень даже ничего себе молодой человек из русской глубинки. Могу даже поспорить, что откуда-то с Севера. Верно?

— Браво! — Валентин захлопал в ладоши. — Браво, Холмс! Я с Соловков.

— Вот это да! Чудесно! А я с Онеги. Город Медвежегорск знаешь?

— Ну, есть станция «Медвежья гора».

— Правильно, где станция, там город, а я от этой станции ещё пятьдесят километров. Вот. Соседи. И живу я с тобой, по всей видимости, в одной и той-же ДСВ.

— Удивительное совпадение.

— Знаешь, Валентин, совпадений не бывает. Есть неосознанные закономерности. Кто-то это называет судьбой, кто-то статистикой, но совпадений всё равно не бывает. Сдаётся, что придётся нам познакомиться поближе.

Валентин почувствовал, что краснеет. Он всегда краснел фатально, как краснеют только чистые блондины: от шеи до корней волос.

— Засмущался? Ой, Валечка… Можно я тебя так буду называть? Ты такой смешной. Ты что, с девушками не знакомился? Хотя чего там тебе знакомиться. На ваших Соловках вы всех с рождения знаете. А хочешь, покажу, как знакомятся в Москве?

— Покажи.

— Смотри!

Ольга отошла на несколько шагов назад, сделала вид, что засовывает руки в карманы штанов, и пошла на Валентина такой развязной и дурашливой походкой, что тот прыснул со смеху.

— Короче, герла, слы сюда. Сёдня классный сейшн. Типа рок там и всякое такое. Ты чё, типа, втыкаешься в тему? Подём оттопыримся. Я, кстати, Валет. Погонялово такое. Ну ты чё? Идёшь, что ли? Тебя как зовут-то, бэйби?

Валька согнулся от смеха и упал на скамейку. Ольга плюхнулась рядом и тоже расхохоталась.

— Вот, а ты смущаешься. Привыкай, сосед, к столице нашей Родины. Чего ржёшь-то? Похоже показала?

Они болтали ещё минут тридцать, время от времени раскидывая вокруг шариковые бомбы хохота. Ольга рассказывала про свои злоключения на абитуре два года назад, а Валентин тут же сочинил леденяющую душу историю про таинственный чемодан в их с Илюхой комнате. Про хозяина чемодана гражданина Воскресенского тоже упомянул, приврав, что абитуриента с такой фамилией в списках поступающих не оказалось. Как-то само собой получилось у них договориться встретиться вечером.

— Сегодня у тебя, похоже, присутственный день. Судьба ходить по гостям. Давай, Валечка, к восьми вечера жду тебя вместе с товарищем к нам. Форма одежды раздолбайская. С собой иметь две бутылки сухого вина, рот, чтобы есть, и уши, чтобы слушать, как поёт моя соседка по комнате. Зовут Надя. Не обижать. И приятелю скажи своему, что если попытается мне девушку обидеть, я его выкину с восьмого этажа. Я могу. Я в Москве два года тхеквандо занимаюсь. Хочешь мускулы потрогать? — Ольга согнула локоть, продемонстрировав вполне пристойный бицепс, — Вот так. Ну, пока.

Она села на велосипед, махнула рукой и укатила. Валентин, словно в ритме какого-то южного танца, ринулся по своему маршруту. Ему была так необъяснимо хорошо, что щекотало в носу. Незаметно для себя он спустился на набережную, миновал Нескучный сад, проскочил мимо Дома Художника на Крымском валу и ощутил себя вновь только переходящим Кузнецкий мост. Валентин пытался представить себе лицо Ольги и не мог. Голос её с лёгкой хрипотцой и не до конца изжитыми характерными северными интонациями слышал, смех слышал. Видел волосы: тёмные, почти чёрные, схваченные сзади заколкой. Фигуру: ладную, с узкими бёдрами и весьма заметной под свободной футболкой грудью. А лицо не запомнил. Мерцание какое — то, калейдоскоп. Стёклышки цветные. Он подумал, что выглядел как мальчишка, когда покраснел, и от этих мыслей покраснел вновь. Но на солнечной набережной Москвы-реки его румянец никого бы не смог рассмешить.