Долги наши

П р о ф е с с о р. Развелись паразиты…

З и н а. Вас надо за деньги показывать!

П е т я. В зверинце!

Во время этого скандала из палатки профессора выходит Тужиков, он присматривается к Потапенко, узнает его.

Т у ж и к о в. Товарищ майор, вы?

П о т а п е н к о. Тужиков?

Т у ж и к о в. Неужели вы?

П о т а п е н к о. Тужиков! Какими судьбами?

Т у ж и к о в. Вот так встреча, товарищ майор!

Они обнимаются, все вокруг умолкли.

П о т а п е н к о. Знакомься, Евдокия Ивановна. Да, собственно, вы знакомы.

Т у ж и к о в. Не помню, извините.

П о т а п е н к о. Чудак-человек, это же Дуся!

Т у ж и к о в. Дуся? Не может быть.

Д у с я. Я самая.

Т у ж и к о в. Ласточка?

Д у с я. Не признаете, товарищ Тужиков?

Т у ж и к о в. Боже мой! Ласточка… А это что? Товарищ майор, почему вы с этими корзинами?

П о т а п е н к о. Это… гм… это… вишня…

Т у ж и к о в. Какая вишня, товарищ майор?

П о т а п е н к о. Ну, просто вишня, обыкновенная вишня.

Поздний вечер. «Дикари» на берегу поют Сашину песню. Они поют не очень стройно, но с большой охотой.

Когда-то не было совсем

       Студентов на земле,Весь мир был слеп, и глух и нем —       Он утопал во мгле…

Перед крыльцом дачи стоит закрытый мешковиной предмет высотой около метра.

Дуся с Леной сидят на крыльце, слушают.

…Теперь переверните-ка вы каждый континент:Повсюду жизнь, и шум, и свет, где хоть один студент…Студент студента повстречал и вместе с ним пошел —Никто из них не замечал, что дружбу изобрел.А ну, переверните-ка вы каждый континент —И друга не отыщите вернее, чем студент…

— Скажите, — обиженно говорит Дуся, — поют. Это же надо — другого места нет на побережье песни петь. Лена, ты отдала шоферу трешку, как я велела?

— Отдала. А что это он привез? Камень какой-то…

— Камень… Много понимаешь…

Она снимает мешковину, под ней обнаруживается каменный лев с поднятой лапой. Лев древний, изъеденный веками.

— Камень… такие петрушки у баронов перед дворцами стоят… Камень…

Дуся обходит вокруг льва, присматривается к нему, говорит задумчиво:

— Посеребрить его разве… у Якова банка краски… — Лене: — Теперь вот что, дорогая, надо нам по-хорошему с тобой поговорить, деньги за мансарду ты мне до сей поры не отдала.

— Извините, Евдокия Ивановна. Я вчера вторую телеграмму тете Вере послала…

— С твоего извинения шубу не сошьешь, и тетя Вера мне, извиняюсь, до лампочки. Мне, может, самой жалко тебе отказывать, да не могу я нести такие убытки! У меня мансандру с руками оторвут. Вон Ирина Николаевна с мужем гордость показали — съехали в продувную палатку к туристам. Скажите, как я расстроилась! Через час пустила жильцов. Самый сезон. Так что ты не обижайся. Дружба дружбой, а табачок врозь. (Посмотрела на льва.) А то известкой выбелить? Тоже красиво будет.

Она закрывает льва мешковиной.

— Ладно, чего-нибудь придумаю. Постой, ты куда?

— Я сейчас соберу вещи.

— Стой. Смотри, пошла сразу… Не могу я тебя на ночь глядя отпустить. Оставайся до утра. И молока возьми кружку, с хлебом попей. И на дорогу я тебе должна собрать. Там сыра есть головка хорошего и колбасы сухой палка. И чего я к тебе так привязалась, девочка? Сама не понимаю… Я без тебя скучать буду. Ах, Лена, ну что за жизнь, честное слово. Суетимся, карабкаемся, стараемся как лучше…

— Евдокия Ивановна, для чего, по-вашему, человек живет на свете?

— Как это «для чего»? Каждый для своего.

— Ну, а вы, Евдокия Ивановна? Для чего вы живете?

— Какие-то ты ставишь идиотские вопросы. А ты для чего живешь?

— Для счастья. Чтобы быть счастливой и чтобы все были счастливы, Для того самого, за что Яков Васильевич воевал. И вы ведь тоже были на фронте?

— Свое отвоевала. Девчонкой была, вроде вот тебя. На мордочку — ничего. Тонькусенькая — ремень, бывало, два раза вокруг обернешь. Сапожки всегда начищены, гимнастерка постирана, поштопана. Весь батальон круги делает… Я, правда, строго себя держала. «Ласточка! — зовут. — Ласточка, заходи к нам чаевать»… Эх, Ленка… А вчерась Тужиков не признал меня… Я чуть со стыда не сгорела, на себя оглянувши… Ну, чем глупые вопросы ставить, пойдем, с антресоли желтый чемодан сними — возьмешь себе шерстяную кофточку, австрийскую… Совсем еще новая. Это я тебе дарю. Закрой калитку, да в яму не угоди… Пойдем…

Поют «дикари» вдали. Появляются Ирина с Зиной.

— Наши распелись, — говорит Зина.

Ирина опускает на землю рюкзак, с которым пришла.

— Смотри, какие тучи… и душно.

— А вы не боитесь, Ирина Николаевна, в палатке спать, если гроза, если море разбушуется…

— Я только из-за моря и живу здесь, на берегу, а то бы поселилась в экспедиции. А бурное море люблю еще больше, чем спокойное. Ну, как — не жалеешь, что пошла работать?