Долгий путь домой

Гордей наконец сполз с Грима. Глаза его были полны слез. И сразу стало понятно, почему он – Гордик. Про таких говорят «маленькая собака до старости щенок». Ростом Гордик был Гриму до плеча, тощий, большеголовый, очкастый. Он отступил назад, встал, умиленно прижав руки к груди. Смотрел на Грима, как на чудо, явившееся с небес, которого Гордик ждал десятилетиями, каждый день. Очки его, старые, чиненые изолентой, с тусклыми стеклами, сидели на утином носу криво, одну дужку заменял шнурок, накинутый на ухо петелькой. На Гордике была соломенная шляпа с высокой тульей, больше похожая на мятую кастрюлю. Затем следовала фуфайка на голое тело, из-под которой на изношенные сапоги нависали просторные, как казацкие шаровары, парусиновые штаны. Мария Владимировна разглядывала Гордика с живейшим веселым любопытством, как человека, который только что раздел огородное пугало. Гордик перехватил этот её взгляд, виновато развел руками и вдруг сказал:

– Да-а, моветон…

Мария Владимировна поперхнулась от изумления.

– Что ты сказал?! – спросил Грим.

– Я сказал «моветон», значит «никуда не годится». В смысле одет я неважно, – небрежно объяснил Гордик. – Это по-французски.

– Ни фига себе! – У Грима открылся рот. Мария Владимировна был в восторге от Гордика. Протянула ему руку, представилась:

– Мария.

Гордик галантно пожал ладонь, заинтересованно оглядел Марию Владимировну, сделал ей комплимент:

– Да-а! Маша, да не наша!

Грим посмеивался, наблюдая за Гордиком. Тут подоспела, приплелась лошаденка, встала рядом с дрезиной и мгновенно задремала. Дно телеги было завалено полными мешками, пакетами, хозяйственными сумками. На каждой поклаже были пришиты полосы белой ткани с надписями «Барсуки», «Оглобли», «Сороки»… На самой маленькой торбочке, пошитой из клеенки, состеганной по швам шпагатом, было написано «Трындычиха».

– Это что?! – спросил Грим. Гордик важно сказал:

– Это адресное обеспечение населения Славяново продуктами питания. Сегодня день закупа! Они кладут список и деньги в свои сумки, а я приезжаю сюда на закуп. Ну-ка помоги перекидать…

Втроём они перетаскали на дрезину содержимое телеги, Гордик метался туда-сюда от телеги к дрезине, командовал – что куда положить и при этом восторженно восклицал:

– Ну Ванятка, а! Это ж натуральное явление Христа народу! – вдруг опять брякнул по-французски: – Полный комильфо! Маня, садитесь поудобнее, сейчас полетим с ветерком! А, Ванятка!

Мария Владимировна, обессиленная от смеха, забралась на дрезину.

– Ну надо же, Маней стала! Тут тебе, Маня, и «моветон», и «комильфо»! Гордей, вы меня просто уморили!

Гор дик, услышав обращение к себе по полному имени, расправил плечи, щелкнул каблуками сапог, бросил подбородок на грудь.

– Всегда в вашем распоряжении, мадам!

Грим с деланной строгостью погрозил Гордику пальцем.

– Ты дурочку не ломай, какая она тебе Маня. Она графиня, понял? Графиня Грушницкая Мария Владимировна! Так что поддай пиетету!

Потрясенный Гордик смятенно посмотрел на «Маню».

– Правда, что ли?!

– Пардон, месье, – ехидно сказала Мария Владимировна. – Именно так, натуральная графиня!

Гордик подобрался, одёрнул на себе фуфайку и на этот раз согнулся в полупоклоне, как вышколенный дворецкий.

– Графиня в наших пампасах… Ну, теперь полный комильфо! – и пошел к лошаденке, бросая восхищенные взгляды на графиню. Достал из внутреннего кармана два куска сахара, ржаную горбушку. Скотинка оживилась, взяла с ладони свой заработок, неожиданно громко захрустела рафинадом. Гордик погладил лошадёнку, поцеловал её в морду. Выудил из штанов сотку, набрал номер.

– Мироныч, я разгрузку закончил. Свисти Изабеллу!

Какой-то Мироныч где-то свистнул. Звук был доступен только лошадиному уху, Изабелла неожиданно шустро развернулась хвостом к дрезине и, кудивлению Грима и Марии Владимировны, резво поскакала вниз, осаживая задом телегу.

– Это у нее борзость такая только по свистку, – объяснил Гор дик, – там Мироныч ей тоже сахару даст. Мы с ним дрессировку такую ей сделали, чтобы она и груз мне сюда возила, и назад бегала. Ну что, погнали? Давай, Ванятка, в две тяги, щас она у нас пулей полетит!

Они взялись за толкач, стронули дрезину с места, но тут Гордик вдруг тормознул «пулю». Навел на гостей задумчивый взор и осторожно спросил:

– Вы надолго?

Грим неопределенно пожал плечами, вопросительно посмотрел на Машеньку. Та, подумав маленько, тоже осторожно спросила Гордика:

– А что?

Гордик проявил решительность.

– Хорошо, поставим вопрос иначе. Проставляться будете?

– А-а-а, вон оно что! – воскликнула Мария Владимировна. – Как это я сразу не подумала! Гордей, мы обязательно будем проставляться. Это, как я понимаю, святое, да? Командуйте, что надо делать.

– Тут, я извиняюсь, от денег зависит… – уклончиво сказал Гордик, отведя глаза в сторону.

– А это без проблем! – лихо сообщил Грим, уже и сам заинтересованный предстоящей деревенской гулянкой. Гордик воспрял, демонстрируя пиетет, обратился к Марне Владимировне:

– Графиня, вас не затруднит подождать нас минут сорок? Мы мигом…

– Как скажете, Гордей. Мы в вашем распоряжении!