Читаем Долгий путь домой полностью

После таких слов графини, Гор дик понял, что руки у него развязаны.

– За мной! – скомандовал он Гриму, и они зашагали вниз, к магазину. Под уклон шли легко, размашисто. Грим жадно озирал окрестности, уже что-то припоминая. Далеко справа, вдоль реки, по плавной дуге, ползла, поблескивая окнами вагонов, синяя гусеница поезда, и оттуда ветер приносил тревожащий душу перестук колес «ту-ку-тук, ту-ку-тук». Земля под пронзительно голубым небом позеленела, стала нежной, ласковой и на ней, как брызги солнечных лучей, светились одуванчики. Они шли, разговаривая, но разговор был какой-то дерганый…

– Где же ты был, Ванятка? – спросил Гордик, умиленно поглядывая снизу вверх на друга детства.

– Эх, одним словом не скажешь… Кстати, меня теперь там Гримом зовут, – он неопределенно махнул рукой куда-то туда, в пространство. Гордик насупился, быстро глянул на Грима, как на чужого. После этого долго шагали молча… Гордик буркнул:

– Не понял…

– Так получилось, это долго объяснять. Какая разница, как зовут человека…

Гордик остановился, будто споткнулся. Жалобно, с надеждой в голосе, спросил:

– А в душе ты кто теперь?.. Ты остался Ваняткой?

Грим, растроганный, обнял друга детства, прижал его голову к своей груди и они замерли, постояли молча, справляясь с волнением. При этом ветхая шляпа Гордика смялась в пук соломы.

– Это ничего, – бормотал Грим. – Ничего… Мы сейчас тебе новую шляпу справим. Это всё ничего…

Через время Мария Владимировна, уже с венком одуванчиков на голове, увидела бредущую к дрезине Изабеллу. В телеге возвышались два ящика водки, три коробки пива и гора пакетов. Гордик шествовал, держа Грима за руку, как его ребенок. На голове его красовалась кепка с длинным козырьком, над которым красным было начертано «SUPER GOLF». Теперь Гордик выглядел так, будто своя у него была только кепка для гольфа, а остальное он снял с огородного пугала.


…Дрезина, раскатившись, пошла, побежала ходко, с перестуком колёс, который перекликался с озорным звоном бутылок. Гордик и Грим гнали её в четыре руки и горланили:

– Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка! Иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка!

В ногах у Марии Владимировны расположилась живописным натюрмортом гора из ящиков водки и пива, пакетов с торчащими наружу батонами разнообразной колбасы и прочей снедью. На коленях графини в своей корзинке, сидел, прижав уши, Бегемот, ошалевший от Изабеллы, происходящих событий и какофонии звуков. Мария Владимировна любовалась «машинистами» с одного горшка, улыбалась встречному ветру, щурилась на солнце. Все были беспечны, радостны, счастливы…


Вдоль «железки» тянулись к деревне черные, обугленные временем, столбы. Они валились в стороны, как пьяные, и было не понять, кто кого держит, то ли столбы висят на проводах, то ли, наоборот, они еще держат провода.

Впереди, вдалеке, выскочила из леса деревня… Грим дал отмашку, мол, давай отдохнем немного. Дрезина прокатилась по инерции, встала, и в ушах зазвенела тишина. В лесу перекликались, хлопотали птицы, из поднебесья им отвечали жаворонки. Грим, заслонив ладонями глаза от солнца, напрягая зрение, смотрел с недоумением на пока еще далекую родную деревню. Некоторые дома, в основном вдоль просёлка, были покрашены в какие-то блудливо весёленькие цвета. Некоторые и вовсе в стиле «а ля светофор» – каждый венец бревен был красным, зеленым, желтым. Промеж этих «светофоров» чернели, как провалы, брошенные дома, их крыши, крытые толем, были плешивы от клочьев позеленевшего по весне мха. Стены этих нищих, неприкаянных изб были обшиты когда-то горбылём, теперь почерневшим, и листами жести, проржавевшей до сквозных дыр.

– А почему она разноцветная какая-то, – спросил он. – Странно… как павлин ощипанный.

Гордик рассмеялся, ему очень понравилось сравнение деревни с ощипанным павлином.

– А это наши бизьнисьмены хреновы. К нам с большой земли люди наведываться стали, прицениваться, типа дом купить. Ну, наши и кинулись крыши перекрывать, красить, кто во что горазд. Товарный вид, значит, обеспечивать, чтобы цену задрать. А тут олигарх на вертолете прилетел, все наши наделы под земли сельхозназначения скупил… Ничего не могу сказать, хорошо заплатил, все остались довольны. Выставил нам ящик водки на обмыв и улетел. А скоро и поезд к нам отрезали. Тут остальные красить дома не стали, кто ж купит дом на чужой земле! Вот она теперь и красуется, как… павлин ощипанный, – Гордик опять рассмеялся, но на этот раз как-то зло, ожесточенно.

– И что же это за олигарх такой мою деревню купил? – холодно спросил Грим.

– С областного центра он. Блядов его фамилия…

– Его фамилия Лядов, – поправил Грим и посмотрел на Машеньку. Они обменялись взглядами, и лица их напряглись.

– A-а, ну да, Лядов. Только наши сразу «б» к его фамилии приклеили, она ж прям просится! – беспечно объяснил Гордик. – Ну что, прибываем на первый путь?


Перейти на страницу:

Все книги серии Современники и классики

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза