Долгий путь домой

– Вероятно, вы правы. Питер поехал в Париж не для того, чтобы обрести новый художественный голос. Все было проще. Он хотел найти способ быть полезным.

Солнце клонилось к закату, птицы, кузнечики и другие трескучие существа смолкли. В густом вечернем воздухе струился аромат роз и душистого горошка.

– Тогда почему он не остался там? – спросила Клара.

– Может быть, пустота оказалась слишком большой, – сказала Мирна.

– Может быть, ему не хватило мужества, – предположила Рейн-Мари.

– Может быть, доктор Жильбер сумел найти ответ в «Лапорте», а Питер – нет, – изрек Жан Ги. – Он понял, что должен искать ответ в другом месте.

Гамаш кивнул. Он звонил в Парижскую полицию и просил их посетить «Лапорт» с фотографией Питера Морроу и датами. Чтобы подтвердить свои подозрения, что Питер действительно был там.

А потом уехал.

Глава тринадцатая

– Кто-нибудь голоден, кроме меня? – спросила Мирна. – У кого есть часы?

Она ничего не различала в темноте, даже своей руки. Пока они слушали Армана, солнце село. Захваченные происходящим, они не замечали, как сгустилась тьма. И не чувствовали голода. Но теперь чувства к ним вернулись.

– Почти десять, – отозвался Бовуар, посмотрев на светящийся циферблат. – Оливье и Габри еще обслуживают?

Всей компанией они направились в бистро. Вечер стоял приятный, и на террасе сидели за десертом и кофе припозднившиеся посетители.

– Взаимовыгодный обмен, – сказала Клара. – Мы им информацию, они нам – еду.

Бистро Оливье специализировалось на взаимовыгодном обмене.

Они сели за угловой столик внутри бистро, подальше от других клиентов. Габри и Оливье присоединились к ним, радуясь возможности присесть.

Подошла и Рут – прихромала с Розой из книжного магазина.

– Можно уже закрываться? – спросила она.

Мирна повернулась к Кларе и прошептала:

– Господи, я про нее забыла.

– Да кто же знал, что она вообще будет открывать магазин, – проговорила вполголоса Клара. – Слава богу, хоть не сожгла.

– Мы только что вернулись, – солгала Мирна, глядя в глаза Рут. – Спасибо, что присмотрела за магазином.

– Дело делала главным образом Роза.

– Дело или дела? – уточнил Габри.

Мирна и Клара встревоженно переглянулись. Вопрос был хорош, и разница существенная.

– Народу заходило всего ничего, – сказала Рут, проигнорировав подковырку. – Купили книги и путеводители по Парижу. Я увеличила цену в четыре раза. Что у нас на обед?

Она по привычке взяла стакан Жана Ги, поняла, что это лимонад, и, опередив Мирну, схватила ее виски.

– Хорошо, что ты снова здесь, – пробормотала Рут.

– Ты говоришь со мной или с виски? – спросила Мирна, и Рут снова посмотрела на нее так, словно увидела в первый раз:

– С виски, конечно.

Они сделали заказ, после чего Гамаш кивнул Кларе:

– Ваша очередь.

И пока они раскладывали закуски по тарелкам, Клара рассказала им о встрече с Томасом Морроу и об обеде с Марианной и ее чадом.

– Так Бин мальчик или девочка? – спросил Жан Ги. – Теперь уже, наверное, видно.

Он познакомился с семейством Морроу пару лет назад и был в очередной раз поражен тем, насколько англичане съехали с катушек. По его мнению, причина была в том, что они островитяне и потому злоупотребляют кровосмешением. Он подумал, что пора начать считать у них пальцы. Вот, к примеру, у Рут явно больше десяти пальцев на ногах.

– Пока еще невозможно сказать, – ответила Клара. – Но ребенок выглядит счастливым, хотя художественный ген к нему, увы, не перешел. Или к ней.

– С чего ты так решила? – спросил Габри, макая кусочек жаренного на углях кальмара в нежный чесночный соус.

– Питер показал этому чаду Марианны цветовой круг, и оно намалевало несколько картинок и повесило у себя спальне. Они просто ужасны.

– Большинство произведений искусства поначалу ужасны, – сказала Рут. – Твои были похожи на собачий завтрак. Это комплимент.

Клара рассмеялась. Рут была кругом права. Она действительно сделала комплимент. Первые работы Клары были настоящим хаосом. Чем хуже ее картины выглядели поначалу, тем лучше они оказывались в конечном счете.

– У тебя тоже так? – спросила она у Рут. – Как начинаются твои стихи?

– Они начинаются как комок в горле[42]

, – ответила Рут.

– А разве у тебя там обычно не оливка от коктейля? – невинно произнес Оливье.

– Однажды так и случилось, – признала Рут. – Но я написала хорошее стихотворение и тут же выкашляла ее.

– Значит, стихотворение начинается как комок в горле? – спросил Гамаш.

Пожилая женщина на секунду задержала на нем взгляд, а потом опустила глаза в стакан.

Клара сидела тихо и думала. Наконец она кивнула:

– У меня то же самое. Поначалу все эмоции прямо-таки выстреливают в холст. Как из пушки.

– Картины Питера с самого начала выглядят идеальными, – изрек Оливье. – Их никогда не приходится спасать.

– Спасать? – переспросил Гамаш. – Что вы имеете в виду?

– Мне Питер об этом говорил, – сказал Оливье. – Он гордился тем, что ему никогда не приходилось спасать свою работу из-за того, что он напортачил.

– А «спасти» картину означает исправить ее? – спросил Гамаш.