– Тогда же, когда мы догадались, что профессор Норман и Ноу Ман – один и тот же человек. Поймите, я этого Ноу Мана сто лет не вспоминал. Колонии художников появляются тут все время. Несколько лет назад существовала одна – ее члены писали только разными оттенками зеленого. В другой колонии говорили только на латыни. Некоторые из подобных сообществ живут год-другой, но большинство исчезает еще быстрее. Такова реальность.
– Тем не менее вы не сказали нам, что Питер бывал здесь, – заметил Бовуар.
– Пока мы не пришли сюда, я продолжал сомневаться. – Шартран посмотрел на Клару.
– А как он нашел эту колонию? – спросил Гамаш. – На туристических картах ее нет. Это вы ему рассказали? Вы привели его сюда?
– Нет же, говорю вам. Здесь нет никакой тайны. Про колонию все знали. Как я уже сказал, тут много таких возникало. Возможно, бывшие члены живут где-то неподалеку. Может быть, один из них и показал Питеру это место.
– Однако вы знали, где она находится. Вы бывали здесь прежде, – сказал Гамаш.
– Один раз.
– Вы были членом колонии? – Гамаш внимательно посмотрел на Шартрана.
– Я? – Галерист искренне удивился. – Нет. Я ведь не художник.
– А тут действительно занимались живописью? – спросила Мирна. – Или поисками десятой музы?
– Насколько я знаю, живописью.
– Что же привело вас сюда, если не желание писать картины? – спросил Гамаш.
– Ноу Ман попросил меня рассказать о Кларенсе Ганьоне. Он интересовался Ганьоном. И не только он, но и все члены колонии.
– Почему? – спросил Гамаш.
– Вы знаете почему, – ответил Шартран. – Я вижу это, когда вы смотрите на его картины. Он был не просто гением, но еще и отважным, смелым человеком. Готовым порвать с условностями. Он писал традиционные образы, но с таким… – Шартран задумался, подыскивая нужное слово. – С таким изяществом. Он писал с изяществом.
И Гамаш почувствовал правду этих слов.
– Как вы думаете, Кларенс Ганьон нашел десятую музу? – без малейшего сарказма спросил Жан Ги Бовуар.
Марсель Шартран глубоко вздохнул и ответил не сразу.
– Если муза живописи вообще существует, то Кларенс Ганьон ее нашел. Здесь, в Бэ-Сен-Поле. В Квебеке множество красивых мест, но Бэ-Сен-Поль для художников как магнит. Я думаю, Ноу Ман подозревал, что Кларенс Ганьон нашел здесь десятую музу. И поэтому он приехал сюда. Чтобы найти ее.
Они оглядели пустую, заброшенную поляну. Кочки и бугорки, которые прежде были домами, а теперь напоминали могильные холмики. И Арман Гамаш подумал: что бы он увидел, придя сюда ночью? Вряд ли людей. Но может быть, танцующих муз?
Всех девятерых?
Или всего одну. Крутящуюся, как дервиш. Одинокую. Могущественную. Изгнанную. Как Ноу Ман.
Доведенную до безумия. Доведенную до этой глуши.
Глава двадцать девятая
Когда они вернулись в Бэ-Сен-Поль, уже смеркалось.
Шартран припарковал машину у галереи, и Бовуар, кинув взгляд на Гамаша, извинился и зашагал по мощеной улице.
– Куда это он? – поинтересовалась Мирна.
– Выпить холодного чая, – ответил Гамаш.
– Я бы и сама не прочь, – заметила она.
Но не успела она повернуться, как Бовуар уже исчез. Мирна снова посмотрела на Гамаша:
– Что вы задумали, Арман?
Он улыбнулся:
– Если бы вы были членом колонии Ноу Мана и она распалась, что бы вы сделали?
– Отправилась бы домой.
– А если бы ваш дом был здесь?
– Я… – Она задумалась. – Наверное, нашла бы работу.
– Или затеяли собственный бизнес, – подсказал Гамаш.
– Возможно. Открыла бы галерею, например? – Она внимательно посмотрела на него и понизила голос: – Вы не доверяете Шартрану?
– Я никому не доверяю. Включая вас.
Мирна рассмеялась:
– И правильно делаете. Я вот прямо сейчас соврала. Не хочу я никакого холодного чая, мне просто интересно знать, куда помчался Жан Ги.
– А догадаться не можете? – спросил Гамаш.
Лицо Мирны расплылось в улыбке.
– Вы хитрец. Он пошел в тот ресторанчик, «Ла Мюз».
Арман улыбнулся:
– Стоит попробовать.
– Думаете, она будет там? Десятая муза? – спросила Мирна.
– А вы как думаете?
Жан Ги уселся за столик внутри ресторанчика. На террасе все столики оказались заняты, но он так или иначе хотел сесть внутри. Где он сможет наблюдать за официантами.
Он взял меню и посмотрел на ламинированную обложку, на которой одним росчерком был изображен силуэт танцующей женщины.
– Что для вас? – спросила официантка равнодушным, деловитым тоном.
При этом она окинула Бовуара оценивающим взглядом. Отметила его стройную фигуру, темные волосы и глаза. Его непринужденность.
Для Бовуара это было не в новинку, и он умел отвечать на такие взгляды, но теперь он вдруг понял, что все это для него ровным счетом ничего не значит. И он вовсе не чувствовал, будто потерял что-то, напротив, лишний раз вспомнил, что он обрел. В лице Анни.
– Имбирное пиво, s’il te plaît[82]
. Безалкогольное.Она принесла ему пиво.
– Ты давно здесь работаешь? – Он вручил ей пять долларов, сказав, что сдачи не надо.
– Пару лет.
– Ты художница?
– Нет. Я изучаю архитектуру. А здесь подрабатываю летом.
– Скажи, хозяин сейчас здесь?
– А что? Что-то не так? – заволновалась официантка.