Долгий путь домой

– Нет, просто я хотел с ним познакомиться. – Бовуар взял меню со стола. – Интересный дизайн.

– Это его рисунок. Он художник.

Бовуар постарался не показывать интереса.

– Так он сейчас здесь? Я хотел бы сделать ему комплимент.

Она ему явно не поверила, но все-таки сказала:

– Он уехал.

– Вот как. И когда вернется?

– Через неделю. Может, через две.

– А как мне его найти?

Официантка покачала головой:

– Он каждый год уезжает куда-то вниз по реке и рисует.

– В самый разгар сезона? – удивился Бовуар. – Он что, не может зимой этим заниматься?

– А вы бы смогли?

И ведь она была права.

Они шли по мощеным улицам Бэ-Сен-Поля: Клара и Шартран впереди, Мирна и Гамаш в нескольких шагах позади.

– Они подружились, – сказал Гамаш, показывая на идущих впереди.

– Да, – согласилась Мирна, наблюдая за тем, как Шартран наклоняет голову, чтобы лучше слышать Клару.

Клара размахивала рулоном из картин Питера. «Говорят об искусстве», – подумала Мирна. Она вдруг поняла, что давно не видела, чтобы Питер наклонялся, прислушиваясь к Кларе. И давно не слышала, чтобы они вообще говорили об искусстве или о чем-то ином так по-дружески, как сейчас разговаривали Клара и Шартран.

– Он мне нравится, – сказала Мирна.

Гамаш сцепил руки за спиной и шел, чуть покачиваясь.

– Как по-вашему, десятая муза существует? – спросил он.

Мирна поразмыслила над его вопросом.

– Я думаю, музы существуют, – ответила она. – Я думаю, что-то происходит, когда художник, писатель или музыкант встречает кого-то, кто его вдохновляет.

– Вы же понимаете, что это не одно и то же, – возразил Гамаш. – Я говорю не о человеке, который вдохновляет художника. Я спрашиваю вас о десятой музе. Вы не ответили на мой вопрос.

– А вы заметили, да? – Мирна улыбнулась и тоже начала слегка покачиваться на ходу, повторяя ритм движений Гамаша. – Я никогда не думала о настоящих музах, – сказала она наконец. – Но вот сейчас подумала, и знаете что? Если уж я могу верить в девять, то почему бы не распространить эту веру до десяти?

Гамаш тихо рассмеялся:

– То есть в девять вы можете поверить? Или в десять?

Мирна прошла еще несколько шагов, глядя, как Клара смотрит на Шартрана, который говорит ей что-то. Жестикулирует, как никогда не жестикулировал Питер.

Мирна остановилась, и Гамаш остановился вместе с ней. Двое других, не заметив этого, продолжали идти вперед.

– Сотни миллионов людей верят в того или иного бога. Они верят в карму, ангелов, духов и призраков. В реинкарнацию и небеса. И в душу. Они молятся, зажигают свечи, поют, носят обереги и истолковывают события как знамения. И я говорю не о маргиналах. Это господствующая тенденция.

Между старыми домами мелькала река.

– Так почему бы и не музы? – спросила Мирна. – И потом, как иначе объяснить поэзию Рут? Только не говорите мне, что пьяная старуха пишет их без какой-то сверхъестественной помощи.

Гамаш рассмеялся:

– Писателя-призрака?

– На самом деле не имеет никакого значения, существуют музы или нет, – сказала Мирна. – Имеет значение то, что Ноу Ман верил в них. Его вера имела такую силу, что он не боялся выглядеть смешным, не боялся потерять работу. Эта вера сильна, Арман, но мы говорим о другом. Такая страсть, такая уверенность – они очень привлекательны. В особенности для людей дезориентированных.

– Вы идете? – окликнула их Клара.

Они с Шартраном остановились, поджидая друзей.

Мирна и Гамаш догнали их, и все вместе дошли до арки, за которой находился скрытый дворик. Здесь они в первый раз поменяли тактику двадцать четыре часа назад. Теперь это казалось далеким прошлым, ведь за прошедшее время столько всего случилось.

Гамаш убедил своих спутников не идти к Бовуару в «Ла Мюз» – их присутствие помешало бы Жану Ги заниматься делом.

Поэтому они пришли в уже знакомый дворик. Терраса, которая должна была бы ломиться от туристов, восторгающихся великолепным видом, оказалась пуста.

Этот дворик существовал только для них и для двух игроков в нарды, которые, как и вчера, сидели на своих местах. Возможно, они сидели здесь всегда. Пообтрепавшиеся стражи у забытых ворот.

Бовуар изучил других официантов и официанток, и наконец его взгляд упал на человека средних лет, только что появившегося из двери за стойкой бара. Жан Ги взял свое пиво и переместился на табурет перед стойкой. Там он почувствовал себя не слишком уютно. Или, что еще хуже, слишком уютно. Слишком привычно.

Он встал.

– Salut, – приветствовал он немолодого человека, который за стойкой разглядывал бланки заказов.

Человек оторвался от своих бумажек и послал Бовуару мимолетную профессиональную улыбку:

– Salut.

После чего вернулся к прежнему занятию.

– Милое место, – сказал Бовуар. – Название интересное. «Ла Мюз». Откуда такое?

Он привлек к себе внимание человека, хотя и понимал, что тот считает его слабаком, или пьяницей, или страдающим от одиночества, или просто занудой.

Но профессиональная улыбка снова промелькнула на лице бармена.

– Оно называлось так, когда я поступил сюда работать.

– И давно это случилось?