Долгий путь домой

– Недели через две, – ответил Бовуар. – И связаться с ним невозможно. Человек, с которым я общался, сказал, что Вашон не любит вспоминать время, проведенное им в колонии. Он подтвердил, что Вашон и Ноу Ман, вероятно, были близки, поскольку Ноу Ман доверял ему отправлять его картины в галерею на юге.

– На юге в смысле во Флориде? – спросила Мирна.

– Нет. На юге в смысле в Монреале. У Ноу Мана явно имелась там галерея. Или представитель. Он отправлял туда картины, а оттуда получал холсты, кисти, краски. Человек в баре не знает названия галереи, но Вашону она наверняка известна.

Гамаш надел очки и вгляделся в подпись на рисунке.

– Я уже смотрел, – сказал Бовуар. – Подписано: «Вашон». Не «Ноу Ман».

Гамаш кивнул и передал меню Кларе:

– Хороший рисунок.

– Мило, – нейтральным тоном произнесла Клара.

Они все почувствовали, что на рисунке изображена не муза, а представление Вашона о музе. Женщина, которую он никогда не встречал лично. Пока.

Но это была одинокая фигура, а не классические девять сестер. La Muse. Pas les Muses[83].

– Сообщество развалилось, когда Ноу Ман неожиданно уехал. Никого не предупредил. Просто взял и уехал.

Гамаш поерзал на стуле, но промолчал. Он смотрел на рисунок танцующей женщины, но мысленным взором видел расчищенную поляну в лесу. Папоротник, дикие цветы, кочки, холмики там, где когда-то стояли дома.

Они были так похожи на могильные холмики.

Гамаш взглянул на часы. Шел седьмой час вечера.

– Боюсь, что вам придется провести в нашем обществе еще один вечер, – сказал он Шартрану, и тот улыбнулся:

– Отныне я считаю вас друзьями. Можете оставаться, сколько вам потребуется.

– Merci.

– Что теперь? – спросила Клара. – Кажется, мы уже переговорили со всеми в Бэ-Сен-Поле.

– Можно попробовать еще в одном месте, – ответил Гамаш.

Жан Ги Бовуар вошел первым и на этот раз достал удостоверение.

– Да, сэр. Чем могу помочь?

Бовуар ждал, что агент за столом окинет его оценивающим взглядом, а когда ничего такого не случилось, он сам посмотрел на нее. Она оказалась молодой. Очень молодой. Лет на пятнадцать моложе, чем он. Она могла бы быть его…

Бовуар был храбрым человеком, но ему не хватило храбрости углубляться в такие материи. И все же он невольно спросил себя, когда и как это произошло. Только что он был молодым, умным, сметливым Жаном Ги Бовуаром, enfant terrible[84] отдела, и вдруг стал инспектором Бовуаром. Сэром.

Не все превращения были чудом или волшебством. И не все совершались к лучшему.

– Мы бы хотели поговорить с начальником вашего отделения.

Молодой агент посмотрела на него, потом на тех, кто стоял за его спиной, набившись в крохотный вестибюль маленького отделения Квебекской полиции.

И тут ее глаза широко раскрылись.

Позади всех терпеливо ждал человек, которого она узнала.

Она встала, потом села. Снова встала.

Жан Ги Бовуар едва сдержал улыбку. Он привык к такой реакции и предполагал ее. Ожидал.

– Старший инспектор, – сказала агент, сделав попытку поклониться.

– Просто Арман Гамаш.

Он протиснулся между Кларой и Шартраном, подошел и пожал ей руку.

– Агент Паже, – ответила она, чувствуя его крепкое пожатие. – Беатрис Паже.

Она чуть не выругалась. Зачем было называть имя? «Ему плевать, как меня зовут. Он же старший инспектор отдела по расследованию убийств». Или был им. Пока не случилась вся эта дрянь. Пока он не ушел в отставку.

Агент Паже поступила в полицию за несколько месяцев до того, как все это произошло. И она знала, что, хотя большую часть своей службы будет подчиняться другим начальникам, этот человек навсегда останется для нее старшим инспектором отдела по расследованию убийств.

– Я только недавно, – сказала она, и ее глаза распахнулись еще шире. «Замолчи. Замолчи. Ему все равно. Заткнись, ты, идиотка». – На смене, я хочу сказать. И вообще в полиции.

«Господи, что я несу?»

– Это мое первое место службы.

Она уставилась на него.

– Откуда вы родом? – спросил Гамаш.

Голос его звучал заинтересованно.

– Из Бэ-Комо, это вниз по течению.

«Merde, merde, merde, – подумала она. – Он и без меня знает, где Бэ-Комо. Merde».

Гамаш кивнул:

– Залив там почистили. Прекрасное место. – Он улыбнулся.

– Да, сэр. Прекрасное. Моя семья много лет работает на лесопилке.

– Вы первая в семье пришли работать в полицию? – спросил он.

– Oui. Мои родные возражали. Говорили, что это недостойная работа.

«Maudit tabarnac»[85], – подумала агент Паже и поискала взглядом пистолет, чтобы сунуть себе в рот.

Но этот крупный человек со шрамом на виске только рассмеялся, и в уголках его добрых карих глаз появились морщинки.

– Они по-прежнему так считают?

– Нет, сэр. – Неожиданно она успокоилась и посмотрела ему в глаза. – После того, что вы сделали. Теперь они гордятся мной.

Гамаш улыбнулся:

– Они гордятся вами, и правильно делают. Ко мне это не имеет никакого отношения.

К этому времени другие агенты и инспекторы, услышав о том, что здесь старший инспектор Гамаш, стали появляться в вестибюле. Кто-то обращался с приветствием, кто-то просто приходил посмотреть и вскоре исчезал.