Голова болела. Бессонная ночь затуманила ее странной опьяняющей пеленой. Собака, мебель, стены, дома, улицы... Все вроде бы так, но все чуть-чуть не так, все чуть-чуть вдалеке, и все слегка иррационально... Так бывало в молодости после африканских ночей, которые, бывало, жгли стены этой квартиры. Ах, давно ли? Теперь же так опустилась, что от пары рюмок ликера впадает в жуткую иррациональность.
Прогулка с Роем освежила, но мир остался несвежим, сдвинутым.
Аделаида Сергеевна переоделась и вышла из дому - позвонить. Она не хотела, чтобы этот звонок был из ее квартиры. И она вышла не только позвонить, потому что звонки в наше время становились началом больших дел.
Рассеянно пройдясь в сторону центра, Калязина глянула на часы и вошла в телефонную будку. Нужный ей номер она знала уже на память...
- Слушаю, - отозвался знакомый голосок.
- Веруша, не спишь?
- Что вы, Аделаида Сергеевна, уже десятый час.
- В лабораторию сегодня не ходи, есть другое дело.
- Я готова, - ответила ассистентка уже деловым тоном.
- Одевайся, Веруша, и к десяти часам будь у Центрального универмага, у остановки шестого автобуса.
- Хорошо.
- Примерно в десять пятнадцать - десять двадцать из шестого автобуса выйдет женщина лет пятидесяти в голубом плаще...
- Хорошо.
- Конечно, хорошо. В голубом плаще и с синей сумкой, похожей на ведро. Ты к ней подойдешь.
- И что сделаю?
- Улыбнешься и скажешь: "Какой чудесный плащик".
- Какой чудесный плащик, - запоминающе повторила ассистентка.
- Эта женщина передаст пакет. Скажешь спасибо и поедешь к себе домой. Вот и все. Вопросы есть?
- А что мне делать с пакетом? - неуверенно спросила ассистентка.
- Не распечатывать, я за ним приеду.
- Хорошо.
- Милочка, это не шпионаж, не сомневайся.
- Аделаида Сергеевна, у меня подобного нет и в мыслях...
- Этой женщине я на расстоянии диктую мысли, которые она должна записать, запечатать и вручить сегодня тому человеку, кто ей скажет: "Какой чудесный плащик".
- Ах это опыт?
- Разумеется, милочка. Сколько ехать от тебя до универмага?
- Минут тридцать.
- В одиннадцать я позвоню.
До одиннадцати было два часа. Все еще закрыто, все еще запечатано. Но она знала привокзальный ресторан, демократичный, как баня...
Знакомый официант жеманно, улыбнулся, посадил ее в угол пустого зала и скоро поставил перед ней подносик, целомудренно прикрытый хрустящей салфеткой. Она налила рюмочку бенедиктина, выпила залпом, как водку, и надкусила ломтик ананаса. Но ликер никуда не дошел, испарившись по дороге. Она выпила вторую.
Жизнь... Вот она, жизнь: в крепости ликера, в мякоти недозрелого ананаса, в покойной тишине этого зала... Жизнь есть минутное наслаждение. Не слезы по прошлому и не радости в будущем. Прошлого уже нет, а на будущее плевать.
Калязина еще выпила две рюмки, одну за другой, и решительно отодвинула графин, потому что впереди ждали дела. Ликер ее не пьянил, а убрал ту дымку со зрения, которая слегка искажала мир, - теперь он увиделся чистым, словно его только что сделали. Появился аппетит, предусмотренный официантом. Она со вкусом съела маринованных миног и шампиньоны в сметане, чувствуя, как ее мысль беспредельно обостряется...
Рябинин вновь крючкотворит. Значит, миновало, избежал. Карр-камень не сработал. Но есть и другие камни. А пока они крючкотворят. Неужели тому же Рябинину не приходит в голову, что преступление может совершить любой человек? Неужели он не знает психологического постулата... как там... Поступки человека зависят от обстоятельств. Бытие определяет сознание. А поэтому и нет виноватых. Впрочем, к чему такие мысли, когда с тобой счастливый миг покоя и предстоящей удачи... Какого покоя? Она всю жизнь любила одиночество, а не покой.
Калязина выпила бутылку пепси-колы, глянула на часы, бросила на стол двадцатипятирублевую бумажку и вышла из ресторана.
Погода ложилась на удачу. Сухой ветерок, сухие листья под ногами, суховато-теплое солнышко. Природа и погода, утеха девятнадцатого века. Их вытеснили неон, асфальт, автомобили, полиэтилен... Это наши бабушки зависели от природы и погоды.
Она вошла в телефонную будку и острым мизинцем набрала цифры.
- Алло...
- Ну как? - весело спросила Калязина.
- Все в порядке, Аделаида Сергеевна.
- Пакет у тебя?
- Да.
- Еду.
Она повесила трубку, вышла на улицу и улыбнулась сухому солнцу.
Погода ложилась на удачу. Погода с природой тут ни при чем. Математический расчет плюс осторожность шакала. Кто такой гений? Человек, у которого дезоксирибонуклеиновая кислота закручена не в ту сторону. Не зря слово "ген" и "гений" имеют один корень.
И садясь в такси, она пожалела, что вернула графинчик недопитым.
Ассистентка открыла дверь радостно, словно наступил праздник. В модном тренировочном костюме, спортивная, свеженькая, с мокрой прядью волос после принятого душа... Калязина улыбнулась - ее уроки не пропали, хотя и не помнила, чтобы рекомендовала заниматься спортом.
- Аделаида Сергеевна, кофе пить будете? - спросила Вера, принимая плащ и вдыхая чужие, французские духи.
- Обязательно.