Долгое дело

В тот день, когда Лида якобы обожглась и порезалась... Вернее, после того дня, когда она вскрикнула на кухне, Рябинин напряг все свои мозговые клетки и все-таки вспомнил, что же тогда промелькнуло, исчезая; вспомнил не мысль, уложенную во фразу, а лишь ее смысл. И отшатнулся, если только можно отшатнуться от выуженных из памяти двух слов - любовь и ненависть. Лида, любовь и ненависть... Но как ни напрягался, он так и не смог разгадать ее вскриков на кухне, хотя чувствовал, что все это лежит на линии тех двух слов, добытых им из своей памяти. И может быть, напрасно добытых, потому что переменчивость ее настроения могла лечь на его фантазию, создав тот причудливый вечер. Так уже когда-то бывало. И проходило...

Рябинин открыл дверь, вошел и хотел, как всегда, бросить портфель в кресло. Но что-то необычное, вроде бы растворенное в воздухе, заставило опустить портфель бережно, как налитый молоком. Он огляделся.

В передней ничего не переменилось. Переменилось... Нет запаха чая. Не пахнет ни тушеным мясом, ни свежими огурцами... Не пахнет ужином. Но чем? Духами. Всю квартиру заполнил жеманный запах каких-то восточных духов, где аромат цветов перемешался с настоем коры, гвоздики и вроде бы даже цитрусовых. И тишина, в воздухе растворились духи и тишина.

Он быстро прошел на кухню - там никого не было. Заглянул в пустую спальню. И чуть не бегом влетел в большую комнату...

Лида сидела в кресле и читала книгу.

В ярком зеленом платье, в котором она любила ходить в театр. Волосы уложены каким-то огненным веером. На груди льдисто блестит ручеек бус из горного хрусталя. Туфли на длинных и острых, как долотца, каблуках. Губы слегка подкрашены, ресницы немного подчернены, глаза чуть подведены. И запах, томный запах зноя и востока...

- Что случилось? - спросил он неуверенно.

Лида вскинула голову, полыхнув прической, и пусто глянула куда-то ему за спину:

- Я не понимаю...

- Что-нибудь произошло? - повторил он, и сам не очень понимая своего вопроса.

Она пожала маленькими узкими плечами.

- Ты нарядная, сидишь в кресле...

- Да? - изумилась Лида, закрывая книгу. - Если жена нарядная и сидит в кресле, то, значит, что-нибудь случилось?

- Ну, как-то необычно...

- Жена нарядная и сидит в кресле - это необычно?

- Вернее - непривычно.

- Нарядная жена в кресле - непривычно?

Рябинин еще не освободился от видения больничной палаты, которое не уходило из памяти, зацепившись там на весь сегодняшний вечер, - он уж знал. Может быть, поэтому и не мог вразумительно объяснить, что же его поразило. Не кресло же с платьем, в самом деле... Или все-таки они - кресло, платье и блесткий ручеек хрустальных бус?

- Давай лучше поедим, - улыбнулся он, обрывая этот никчемный разговор.

- А ужина нет.

- Как нет?

- Я, Сереженька, не приготовила.

- Что-нибудь произошло? - опять вырвалось у него.

Лида взметнулась... Он бы так и сказал, что она взметнулась, тихо сидя в кресле; она могла взметнуться и сидя, стоило ей резко повернуть голову и колыхнуть воздух веером прически.

- Жена не приготовила ужина - это событие?

- Международное...

Она ждала этих его вопросов. Она их знала. Да ею подстроен этот разговор, в котором он вел себя так, как она и предполагала. Но для чего?

Рябинин опустился на ковер, к ее ногам:

- Видимо, нам стоит поговорить?

- Поговорить со мной? - безмерно удивилась Лида, так повысив голос в конце фразы, что бросила "со мной", как ойкнула.

Рябинин чуть было не огляделся:

- А с кем же?

- У тебя есть дневник.

- Дневник для иного.

- Чтобы избежать одиночества?

- Я не одинок.

- Чтобы скрыть свои мысли?

- Их нечего скрывать...

- Пишешь, потому что тебя не слушают?

- Из-за этого я бы не писал.

- Тебя не понимают?

- Я стараюсь общаться с теми, кто меня понимает.

- Тогда зачем же дневник? - с каким-то радостным недоумением спросила она.

- Чтобы бывать наедине с собой.

- А без дневника нельзя?

- Дневник приближает себя к себе...

Она оборвала натиск вопросов, беспомощно приоткрыв рот от своей непонятливости. Рябинин хотел прийти на помощь и рассказать, как он приближается к себе, но взгляд скользнул по обложке ее книги. "Последняя любовь". И чуть пониже, чуть помельче - "Роман". Роман о любви...

Он вздохнул.

- Да? Тебе не нравятся романы о любви?

- Слишком много пишут о том, что слишком редко встречается.

- А если ты ее не замечаешь? - с готовностью предположила она.

- Как-то на днях у меня был свидетель. Влюбился в женщину, ушел от жены. Вторая любовь... Смотрит однажды на ее хорошенькое ушко и видит, что оно точь-в-точь как у первой жены. Загадочные глаза. И у первой были загадочные. Пышные волосы, так и у первой были пышные. Все-таки отыскал на шее крохотную родинку, которой у первой жены не было. И подумал: ради этой родинки и ушел?

- Да?

- Вот еще рассказанный мне случай. Любил, женился, живет. Любовь стала уходить, и это его угнетало. Потом начали ссориться, его и это угнетало. Затем перестали разговаривать, и его опять угнетало. Тогда он задал себе вопрос: а если бы вместо жены была собака? Ведь тоже молчала бы. Он успокоился, и теперь его ничто не угнетает.

- А еще можешь?