Долгое дело

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Он появился из ниоткуда. Была вечеринка у Искрины Четыркиной, моей закадычной. Я сидела на полу, на ковре, вкушала кофе с ромом и пела под гитару трепетный романс "Обожгла я губы сигаретой горькою...". Он подошел ко мне, вернее, подполз по ковру. Лет тридцати. Высокий, поджарый, смуглый, с черненькой бородкой утюжком. Кожаные штаны, красная майка, замшевая куртка, череп на цепочке... Помню до сих пор, что он сказал, подползя: "А ты, беленькая, съедобная". И съел. Жалею ли? Да нет. Важно не то, что съел, а кто съел. Король. Работал истопником в церкви, но это так, для милиции. Он был Королем микрорайона, а говоря проще - играл в карты по-крупному. В ночь брал до тысячи. Ну, не Король ли? У него был личный шофер и два телохранителя. Когда он шел по улице, то перед ним всех ветром сдувало. А знаете, как он завтракал? Пятьдесят граммов черной икры, ломтик ананаса и фужер шампанского. А знаете, что я ела? Мне тогда от счастья кусок в горло не шел... Вы спросите, как же дочь благородных родителей связалась с Королем? Не задавайте глупых вопросов. Мои родители были не так благородны, как богаты. Мой новый кумир был не так король, как при деньгах. Я и говорю, что в жизни параллельные линии загибаются до тех пор, пока не пересекутся. И потом: когда долго ешь манную кашку, разве не хочется соленой рыбки?

Рябинин не любил формальную работу - даже ту, которую требовал закон. Разумеется, Калязина ничего не скажет, и все-таки перед опознанием ее стоило допросить о всех эпизодах. Ему казалось, что она уже сидит в коридоре и ждет десяти часов, - ему казалось, что из-под двери бежит тайный сквознячок и костенит его тело панцирной силой.

Некоторые юристы считали, что вызванному гражданину допрос ничего не стоит - как с приятелем побеседовать. Или как на работу съездить. Рябинин думал иначе: человек обязан явиться к следователю, обязан ответить на все вопросы и обязан сказать правду. Поэтому допрос - это всегда психическое насилие, как бы добродушно он ни протекал. С Рябининым не соглашались, но с ним вообще редко соглашались.

Он ждал Калязину. Допрос - это всегда психическое насилие... Над кем же оно совершится теперь? Рябинин это вроде бы знал, но каким-то хитрым приемом скрывал от самого себя, чтобы не очень разочаровываться - в самом себе.

Ровно в десять - она никогда не опаздывала - Калязина невзрачной тенью вскользнула в кабинет. Рябинин тайно удивился, потому что ждал графиню, снизошедшую до прокуратуры. Перед ним же села тихая женщина в сереньком плащике, в черном берете, с усталым лицом.

- Здравствуйте, Сергей Георгиевич.

- Здравствуйте, Аделаида Сергеевна.

Не в его осторожном мозгу, а вдали, может быть, за пределами кабинета, засветилась беспричинная надежда. И уже в мозгу отозвалось: почему бы нет? Почему бы ей не осознать, не покаяться, не прийти с повинной - еще не поздно.

- Как работа? - спросил он, потому что ее усталое лицо просило этого вопроса.

- Я сегодня уже побывала на квартирном вызове.

- Холера, чума или проказа?

- Случай псевдотуберкулеза.

- Ага, и вы назначили псевдолечение.

Она улыбнулась - неуверенно и даже пугливо. Так, именно так начинают признаваться обуреваемые сомнениями. Переходящему брод протягивают руку...

- Аделаида Сергеевна, по-моему, вы хотите дать правдивые показания.

- Хочу, - даже обрадовалась она.

- Тогда расскажите, как вы подменили шубу.

- Господи, опять...

Она дружелюбно улыбнулась. Рябинин молчал, пораженный, но еще ничего не понявший. Следующие секунды ложились в сознание ясно, как светлячки: маска, ее маска дружелюбия неожиданно блеснула злостью. Нет, Калязина не заменила ее на злобную - она хотела казаться доброй. Но напускное добродушие, как белый фон, высветило злость ярче прожектора. Вот как? Тогда нужно пытать этих людей добром, как чертей крестным знамением...

- Я не подменяла никакой шубы.

- Вы только что хотели говорить правду...

- Я и сейчас хочу.

- Что же вам мешает?

- Ничего не мешает - я ведь ее сказала.

Отдаленная надежда... Откуда она - уж не от его ли наивности? Скромная одежда и понурый вид... Да, на этот раз Калязина не знала, зачем вызвали и что ее ждет. Поэтому и вошла тихоней.

- Гражданка Калязина, вы отрицаете, что похитили бриллиант в ювелирном магазине?

- Отрицаю, гражданин следователь.

- Отрицаете ли вы, что мошенническим способом похитили пятьсот рублей у директора магазина "Дуб"?

- Да, отрицаю.

- Отрицаете, что мошенническим способом завладели письмом Поэта?

- Да, отрицаю.

И она вновь доброжелательно улыбнулась. Но теперь Рябинин видел ее глубокие и настороженные глаза, нацеленный нос и красивые губы, манерно изогнутые в доброжелательной улыбке. Ему некстати подумалось, что у нее наверняка отменное здоровье.

И промелькнуло, исчезая...

...Грубые люди всегда кажутся здоровыми...

Рябинин еще раз убедился, что без опознания Калязина ничего не скажет. Поэтому допрос заглох.