Долгое дело

Так, слои... Но ведь у каждого человека эти слои разной толщины. Бывает, что есть и душа, и знания. Бывает, что есть душа, но нет знаний. Бывает, что есть знания, но нет души. И бывает, что ни души, ни знаний одно тело в синтетике...

Он же думал о Калязиной... Следователь вскрывает эти человеческие слои, как горняки породы, и добирается до души, как те же горняки до руды. Да при чем тут следователь, когда у него сложилась теория - общая, для всех...

Люди общаются друг с другом. Информация, знания, культура, душа. Вся суть в том, на каком уровне происходит это общение. Ну конечно! Если на информационном, то это пустая болтовня: где и что видел, когда и от кого слышал. На уровне знаний общаются ученые. На уровне культуры - умные люди, понимающие больше ученых. И только в общении друзей сливаются души...

Рябинин оборвал извивы своей мысли и взялся за телефон - звонить Калязиной. Трубку он снять не успел, дверь открылась, и Аделаида Сергеевна темным облаком зашевелилась перед столом. Ну конечно, ее же надо вызвать не телефонными звонками и не повестками, а мыслью.

Она положила перед ним больничный лист. Острое респираторное заболевание.

- Зачем же пришли?.. Могли бы позвонить.

- Телефонному звонку вы бы не поверили.

Рябинин не мог понять ее платья. Из черного тюля? Не мог понять шляпки. Неужели с черным перышком? Не мог разглядеть материала бус. Неужели из черного янтаря?

- Ну и когда вы поправитесь? - смягчил он улыбкой неуместность вопроса.

- Я не поправлюсь, я умру.

- Ну уж.

- Моя душа не выдержит вашего следствия.

Вот почему он только что думал о человеческой душе - хотел найти ее след в Калязиной. Да так и недодумал. Если применить его теорию слоев, то на каком же уровне он с ней общается? На уровне первой оболочки - одежды...

- А душа-то есть?

- Сергей Георгиевич, вы пользуетесь своим положением. Я ведь не могу спросить вас о душе.

- О душе и не спрашивают - ее видят или не видят.

- Почему же вы спрашиваете?

- Потому что не вижу.

Она зашуршала черным облаком, видимо забегав руками где-то там, внутри многочисленных складок.

- Вы опять пользуетесь своим положением...

- Неужели не знаете, что из-за вас умерла продавщица ювелирного магазина? - впервые спросил он.

- Сергей Георгиевич, кажется, я уже говорила о вашем богатом воображении, - улыбнулась она притаенно, как бы про себя и для себя.

- Его хватит, чтобы доказать вашу вину.

- Вы только не забудьте, что судьи, как правило, без всякого воображения.

- Истина, Аделаида Сергеевна, всегда побеждала.

- Я тоже в это верю.

- И промелькнуло, исчезая...

...Истина всегда побеждает. Только иногда ей на это требуется день, иногда год, а иногда столетие...

Ему казалось, что у них уже был точно такой разговор, да и не один и не два... Зачем она пришла?

- Моя беда, Сергей Георгиевич, что вы не верите в мои способности.

- А если бы верил?

- Выбросили бы эти протоколы в корзину.

Рябинин улыбнулся, тоже как бы для себя и про себя. Она дрогнула головой, отчего ее длинноватый нос легонько клюнул воздух. С чего он решил, что она похожа на ворону? Ворона - мудрая и красивая птица. На гарпию она похожа, на гарпию...

- Сегодня, Сергей Георгиевич, мне приснился сон. Якобы я ошпарила руку. Проснулась, стала варить кофе и ошпарила руку именно в том месте, которое видела во сне.

- В каком месте? - безразлично спросил он, но ей, видимо, этот вопрос и требовался.

Калязина с готовностью сдвинула черные рюшечки до локтя, обнажив белую холеную кисть.

- Ничего же нет, - удивился Рябинин.

- Естественно, ожог я сняла психической энергией.

- Ах психической...

- Но я могу его и вернуть.

- Пожалуйста, - бросил он, тут же пожалев: не хватало еще в кабинете следователя эстрадных представлений.

Калязина положила руку на середину стола, на бумаги своего уголовного дела. Нацелившись взглядом и носом на кисть, она застыла, каким-то образом сковав и Рябинина. Он тоже смотрел на ее руку и рассеянно улыбался. Вошел бы сейчас Юрий Артемьевич или Петельников...

Скорее всего от глупого ожидания ему показалось, что в одном месте, ближе к локтю, кожа порозовела. Маленькое пятнышко, которое, видимо, было и раньше. С трехкопеечную монету. Нет, с пятачок. Вернее, с ручные часы. Да оно вроде бы растет...

Он отпустил ироничную улыбку, мешавшую сосредоточиться, и начал смотреть зорко, во все очки.

Пятно расползалось, как на промокашке. Оно уже с яйцо. Уже с крупную картофелину... Бледно-розовое, едва проступающее. Нет, заметное, алое. Краснеет... Уже до арбузной мякоти. Нет, до вареной свеклы. Да оно пышет жаром...

Рябинин вскинул голову - лицо Калязиной морщилось от боли.

- Жжет, - тихо сказала она.

- А вы того... ликвидируйте.

Она закрыла ожог платьем и убрала руку. Рябинин схватил папку, залистав бумаги и зарываясь в них растерянным взглядом. Что-то надо сделать или сказать... Например, расхохотаться как от веселого фокуса. И не смотреть ей в лицо, затянутое наглым торжеством, которое было и тогда, с этой спичкой.

- Сегодня хорошая погода, - негромко заметила Калязина.

- Да, тепло.

- Паутина летает.

- Это от пауков...