Долина Колокольчиков

В этой ночи – его последней ночи на свете – были, оказывается, и красота, и величие. Такие глубокие алые и чёрные цвета на снегу. Такое ясное, звонко-хрустальное, игрушечное небо над таким же игрушечным городом. Всё вдруг стало правильным и тихим, и искорка-Тофф поднимался всё выше, готовился раствориться в единой энергии унни и слиться с ней, как вдруг…

Его расслабленный взор скользнул по Рассветной башне, её распахнутым дверям и сундуку, стоящему на каменных плитах… И по жадной свирепой тени, пытающейся просочиться в щель под крышкой, трепещущей, как язык отвратительного существа.

Благость мгновенно слетела с души Хеголы.

«Она хочет убить их».

Искра Тоффа рванула вниз и вперёд, к башне, будто комета, с каждым мгновением разгораясь всё сильнее. Что-то великое

, от чего он только что отвернулся, расстроилось из-за его выбора. Что-то знающее с нежностью и болью протягивало к нему любящие руки, но Хеголе было плевать.

Стремительно пронеслась его золотая искра по улице и яростно впилась в тень, обвивающую сундук. И, тогда как обычные искры не приносили теням вреда, от прикосновения этой искры чёрная тварь завизжала, изошла дымом и исчезла. Другие, уже подбиравшиеся к сундуку, заколебались в нерешительности.

– Прочь! – беззвучно закричала искра. – Прочь отсюда!

Тени будто переглянулись и… кинулись на неё всем скопом.

Золотой огонёк бросился на них в ответ. Он рвал и терзал, жёг и пронзал тёмные сущности, визжащие и распадающиеся на тающие лоскуты. Он двигался с такой скоростью, что постепенно перестал быть искрой, превратившись вместо этого в разящую огненную нить, затем – в вихрь пламени, наконец – в сияющую фигуру. Её свет казался парадоксальным, будто глянцево-чёрным, пылающим, всё сжигающим… И столь жалящим, что тени наконец-то сдались.

– УБИРАЙТЕСЬ! – заорала фигура, обретшая человеческие очертания, и её крик был столь ненавидящим и полным такой силы, что колдовская волна разошлась от неё во все стороны, заставляя камни трескаться, деревья – засыхать, а землю – вздыматься буграми…

Содрогнулись колокола Асулена. Беззвучно исчезли призраки великанов на башнях. Тени, визжа, попрятались в самые глубокие щели – а тех, что не успели, разорвало в седую пыль. Сияющая чёрно-золотым фигура вышла из башни и подняла лицо к небу, в котором неистовствовал, бурля, смерч, созданный её яростью и страхом плотоядных теней. В смерче трепыхалась зелёная мёртвая искра из тех, что вынюхивают и выискивают себе тела недавно погибших, в которые они смогут войти, чтобы затем переделать их под себя, сделав нежитью. Видимо, её привлекла недавняя смерть Тоффа: но не успела искра сообразить, что здесь не останется трупа – тени съедают людей целиком, – как её всосал в себя этот поднявшийся вихрь разрушительной магической силы. Теперь мёртвая искра, испуганная происходящим, и хотела бы сбежать, но смерч не отпускал её.

Он хотел вобрать и чёрную фигуру внизу, уничтожить её – в ней так много кипящей, упоительной силы и отчаяния, – но она не далась. Вместо этого фигура сама распахнула руки и непостижимым образом втянула и смерч, и мёртвую искру в себя, а после упала навзничь.

Тёмный беззвучный взрыв разнёсся по Асулену, и покинутый город захлебнулся сотворённым в нём колдовством…

А когда первые солнечные лучи заскользили по притихшим улицам, лежащий на пороге Рассветной башни человек шевельнулся. Затем неверяще открыл глаза. Перевернулся и мгновенно нашёл взглядом нетронутый сундук. Оттолкнувшись от белых плит, он приподнялся на локтях…

И на какой-то миг ему показалось, что всё это был только страшный сон.

Но потом он увидел слабое красное сияние, исходящее от его новой кожи, сотворённой при помощи магии. А когда прижал пальцы к груди, то понял, что сердце его не бьётся. И не забьётся уже никогда.

* * *

Хегола Тофф помотал головой, отгоняя воспоминания, и беззвучным стремительным движением, невозможным для человека, поднялся с пола.

Он посмотрел на себя в висящее над раковиной зеркало: бескровная кожа, красные глаза. С той ночи в нём жило две искры – его старая, человеческая, из упрямства оставшаяся гореть, и – мёртвая зелёная, насильно втянутая им вместе с колдовским смерчем. Вскоре после случившегося в Асулене Хегола понял, что он невероятно признателен этой искре, ведь это наверняка она, движимая рефлексом нежити, создала ему новое тело из чистой магии – такое же, как старое, пусть и неживое. Останься с ним на исходе той ночи лишь его золотой огонёк, возможно, он бы всё же угас, и Тофф исчез навсегда…

А так у него появилось огромное количество времени впереди, которого хватило на то, чтобы понять, как можно будет спасти Долину Колокольчиков. И хорошенько подготовиться к этому. И вот наконец теперь он сможет привести свой план в действие.

До полнолуния – три ночи…

Хегола отодвинул люк, ведущий в подземелье. Он собирался уже покинуть хижину через тайный ход, как вдруг понял, что не попрощался с Нив.

Ему было сложно сделать это.