Долина Колокольчиков

– Придёт, придёт, хозяин придёт; едва полночь пробьёт – он голову Силграсу оторвёт… – доложил один из них. А второй подхватил:

– Не дождётся Силграс полной луны, не снимет с деревни чары свои…

– Из кожи его мы сошьём сапоги, искупаемся в альва крови…

Фиона слушала их алчный шёпот, и сердце её отчаянно билось.

Так они нападут сегодня.

Она давно подозревала, что Леший и Найох захотят отомстить Авалати. На прошлой неделе возле Долины Колокольчиков она видела шпиона – кособокую зверюгу, трусящую по снежному полю. Но альвы тем и отличались от людей, что у них всё было очень медленно. Они медленно принимали решения, медленно действовали – вечность расхолаживает.

Единственным из них, кто вёл счёт годам, был как раз таки Силль. Фиона переняла у него эту привычку, но всё же, бывало, не ощущала, как проходило пять, семь, пятнадцать лет… Годы летели один за другим, кружащиеся, словно её придворные в стремительном танце: каждая пара похожа на предыдущую, и, если не всматриваться, не увидишь различий между ними.

Поэтому, пусть ледяная леди и догадывалась о планах Найоха и Лешего в отношении Силграса, она не ожидала, что хозяева яшмовой и селенитовой звёзд начнут воплощать их так быстро.

Камень окаянный. Она не думала, что придётся брать альвов в расчёт раньше следующего месяца.

Поэтому, когда случай столкнул Фиону с помощниками Силграса, она просто попросила их поторопиться и успеть до полнолуния. И, ей-небо, если Сортерберг хоть немного разбирается в людях, они вняли этой просьбе-предостережению. У них были добрые глаза: у всех троих, даже у беленького. Возвращаясь на пик Совермор, Фиона убеждала себя, что всё в порядке – насколько это вообще возможно, когда твой друг собирается умереть…

Надо сказать, что в последние месяцы она буквально била себя по рукам, чтобы удержаться от соблазна вмешаться: это его выбор. Его право. Каждый из нас сам создаёт свою судьбу. И даже проблемы с Лешим и Найохом – последствия его решений, пусть он и не хочет о них вспоминать.

Но одно дело позволить Силлю пожертвовать жизнью ради обретённого некогда дома (всякий альв втайне мечтает о доме), и другое – остаться в стороне, узнав, что его собираются убить.

Однако… придворные Фионы не умеют воевать. Их стихия – летящие шелка и роскошные балы, вино из ежевики и последних лучей заката, струнная музыка и сердца, добровольно врученные вечности. Сама Сортерберг в жизни не держала в руках оружие. Ледяная леди должна в первую очередь заботиться о своём дворе: укрыть его, чтобы, если ритуал Силля пойдёт не по плану, новый Катаклизм не развеял её слуг по ветру…

Но Силль был её единственным настоящим другом. Каждый из череды Силлей, даже последний, пусть он этого и не понимал, пусть проведённые ими вместе минуты можно было сосчитать по пальцам, а душевности в нём было примерно как у головешки.

– Скальная ж ты погремушка… – простонала Фиона, понимая, что делает выбор, о котором потом может пожалеть. Она не ссорилась с другими альвами. Она никогда не рисковала своим двором, за который несла ответственность и которому другие могут причинить вред, если она встанет им поперёк дороги.

И всё же…

– Силграс умрёт, умрёт! – захлебывались восторгом младенцы.

– Не сегодня. – Фон Сортерберг резко развернула коня и направила его в сторону Долины Колокольчиков.

* * *

Морган Гарвус

Несмотря на совет этого прохиндея Берти, Морган всё-таки пересёк погодный разлом и теперь мрачно бродил по снежной пустоши, оставляя за собой длинную цепочку следов.

За последние несколько часов он успел на собственном опыте убедиться, что скрывающие деревню чары работают превосходно. Бесясь от собственного бессилия, Морган скрипел зубами настолько яростно, что в какой-то момент задумался: а не сотрёт ли он их такими темпами? До ближайшего дантиста от его дома ехать дней десять: стоит всё-таки поберечься.

Призвав всю свою силу воли, Гарвус расслабил челюсти.

Морган твёрдо пообещал себе, что, едва Берти явится для разговора, он уложит его на лопатки и, отобрав у рыжей бестолочи ключ, ворвётся в Долину. Разыщет там Страждущую – и увезёт её прочь, что бы она сама ни думала на этот счёт.

Не то чтобы Морган мечтал стать каким-то чокнутым похитителем, но другого варианта обеспечить этим двоим безопасность он не видел. В прошлом он слишком часто обжигался о неумолимое правило жизни, гласящее: «За всё надо платить». И догадывался, что если за проклятие Долины не ответят заварившие эту кашу, то, вероятно, ответит кто-то из их горе-спасителей.

Возможно, стоило бы просто принять ситуацию, отойти и позволить этим двоим обжечься – они взрослые люди, а он им не мамка, чтобы хватать за руку и прикрывать от опасности. Одним из многочисленных идеалов Моргана всегда была свобода – своя и чужая, всеобщее право перейти поле жизни так, чтобы в конце сказать: я сам это выбрал.