– Правда, Лайон? Действительно любишь? – Она еще крепче прижалась к нему.
Он поцеловал ее в макушку.
– Правда-правда.
Произнес он это легко, но когда она взглянула на него, то увидела, что он серьезен. И вновь она сказала себе, что более счастливой минуты в ее жизни не было и быть не могло.
Выходные она провела в квартире Лайона и пылко отвечала на его ласки. На вторую ночь, когда они кончили, она откинулась, слабая и дрожащая. Он нежно обнимал ее и гладил пряди ее волос.
– О Лайон, это было! – Она все еще немного дрожала.
– Впервые, – заметил он.
– Я уже стала бояться, все ли со мной в порядке.
– Напрасно – на самом деле очень редко бывает, чтобы девушка c самого начала почувствовала что-то, тем более достигла оргазма.
Она осыпала его лицо поцелуями:
– Лайон, я все чувствую – я женщина!
В ту ночь она была активной стороной в любви. Ей не могло бы и прийти в голову, что ее физическая страсть окажется равной ее чувствам, и это открытие ее и радовало, и пугало. Она любила Лайона не только потому, что это был Лайон. Она желала его физически, и любовь ее казалась неутолимой.
Только одно терзало ее в этот прекрасный уик-энд. В понедельник ей предстояло выступить свидетельницей Дженнифер в ее бракоразводном процессе.
– Я понимаю, Энн, что тебе это не очень-то по душе, – сказал Генри. – Но ты единственная, кому я могу доверять. Дженнифер в Нью-Йорке никого не знает. Ты и опомниться не успеешь, как все закончится. Не волнуйся. Просто будь в полдесятого в конторе. На суде нам надо быть в десять тридцать. Дженнифер на день приедет из Филадельфии, и мы до суда все отрепетируем.
Энн вспоминала об этом несколько раз за выходные, и даже в объятиях Лайона она порой ловила себя на том, что думает о понедельнике.
– Слушай, если тебе это так неприятно, ты ведь можешь и отказаться, – сказал Лайон.
– Лайон, я понимаю, что это глупо, но я боюсь. Это ведь будет лжесвидетельство.
– С формальной точки зрения – да. Но такие вещи происходят сплошь да рядом. То есть никому до этого нет дела, даже судье. Но если тебе кажется, что ты поступаешься своими принципами, скажи об этом Генри, и все. Если надо будет, я переговорю c мисс Стайнберг.
– А почему он c самого начала не попросил ее?
– Он думал об этом. Естественно, она первой пришла нам на ум. Но чего бы мы добились, даже если бы судья нам сочувствовал? Разве Дженнифер Норт похожа на девушку, которая могла бы избрать задушевной подругой и наперсницей мисс Стайнберг? – Он потянулся к телефону. – Но ты на этот счет не тревожься. Сейчас я позвоню Генри. Ты же, в конце концов, ничем не обязана ни ему, ни Дженнифер Норт, так c какой стати…
– О боже! – Она приподнялась. – Лайон, не звони Генри.
– Почему?
– Я многим обязана Дженнифер – между прочим, и десятку ей должна. Я совсем забыла. Она дала мне денег на билет из Филадельфии. – Она уже рассказала ему о стычке c Хелен Лоусон, старательно опустив все, что касалось его, Лайона, связи c Хелен. Но совсем забыла сказать ему, какую чуткость проявила Дженнифер, как она ее выручила. – Я собиралась сразу выслать ей деньги. Но когда я вернулась в Нью-Йорк и увидела телеграмму, я тут же выехала в Лоренсвиль.
– Ну, по этому поводу можешь быть спокойна. Уверен, что и Дженнифер не сильно убивается из-за этой десятки. Я ей завтра же отдам.
– Все же она так была добра ко мне в ту ночь. Я считаю, что выступить в ее пользу свидетелем – это самое меньшее, чем я могу отплатить ей за доброту.
– Отлично. Раз ты считаешь, что тогда вы будете квиты…
Она взглянула на него:
– Лайон, это выражение – как приговор. Как будто на этом для тебя человек кончается, как оплаченный счет. Помню, ты так же сказал про нас c тобой. У меня тогда было такое чувство, будто прямо перед носом захлопнули дверь.
– Я так сказал про нас? Когда?
– Когда я поблагодарила тебя за Нили, что устроил ее в шоу. Ты тогда сказал, что я нашла тебе квартиру и, значит, мы квиты.
– Это теперь наша c тобой квартира, – сказал он.
Она посмотрела на него, не понимая:
– Наша?
– А почему нет? Конечно, если ты не так сильно привязана к своей комнатушке на Пятьдесят второй Западной… Шкафов у нас хватит. К тому же в быту я достаточно чистоплотен.
Она обняла его:
– О Лайон! Мы знаем друг друга так недавно, но мне кажется, я сразу поняла… поняла, что ты – единственный мужчина, за которого я хотела бы выйти замуж.
Он мягкими движениями высвободился из ее объятий.
– Я предложил тебе переехать. Это все, что я могу предложить, – пока.
Она отвернула от него лицо. Его слова не столько уязвили, сколько смутили ее. Лайон взял ее за плечи и бережно повернул к себе:
– Энн, честное слово, я люблю тебя.
Она пыталась удержать слезы, но голос ее дрожал:
– Когда люди любят друг друга, они женятся.
– Вероятно – в Лоренсвиле. Там о браке договариваются при рождении, и все будущее человека предопределено.
– Но ведь и твое будущее вполне определено. Генри верит в тебя…