В продолжении этого краткого рассказа Лиззи прошла стадии от полного неверия к яростному отвержению, казалось невероятным, чтобы галантный капитан Мэннинг вообще был способен на нечто подобное. Его что-то спровоцировало, решила она: и нет, не алкогольные пары проставленного Аддингтоном вина – сам Аддингтон дурно влияет на людей. Стоило ему явиться в город, как все пошло наперекосяк: животные с горящими глазами, таинственные ключи и глупые мысли, посещающие женские головки, – все то не в последнюю очередь связано с ним. Лиззи не знала, как точно, но уверилась в этом абсолютно...
И, кстати, о ключе...
– Так кому же принадлежит этот ключ? – с неожиданной смелостью осведомилась она, вздернув подбородок.
Аддингтон поглядел на нее сквозь стекла очков, нечитаемый, словно древний сфинкс.
Произнес:
– Полагаю, что ваш. – И догадавшись, что за вопросом стоит нечто большее, добавил: – Разве не так?
– Будь это так... – начала было Лиззи не без вызова, но запнулась и закончила простым: – Я никогда прежде не видела его.
Лиззи могла бы поклясться, что ее слова вызвали горячий интерес у ее собеседника, однако он не выказал этого ничем, кроме едва приметно дернувшегося уголка губ, и мистер Хэмптон вмешался в разговор.
– Значит, капитан Мэннинг с друзьями не подменяли ключ от комнаты Лиззи?
– Полагаю, что нет. В противном случае меня бы поставили в известность об этом...
И комнату наполнила тягостная тишина, такая вязкая и удушающая, что очередной позыв к бегству заставил ноги Лиззи непроизвольно дернуться.
Отец, к тому же, возьми и скажи:
– Я так понимаю, визита самого капитана Мэннинга ждать не приходится, не так ли? Его отсутствие... красноречивее слов свидетельствует о тщетности надежд моей дочери в отношении его.
– Отец! – Лиззи вскочила на ноги и вперилась в отца укоряющим взглядом.
На Аддингтона она старалась не смотреть: все равно ничего не увидишь, только напридумываешь разного, и это ранит сильнее ножа.
– Я лишь хочу быть уверен, что ждет нас наперед, милая, – отозвался на ее укор мистер Хэмптон. И как-то сник, сделавшись тоньше и ниже обычного, Лиззи, заметив это, внутренне переполошилась: то ли она не замечала этого раньше, то ли отец казался таким в сравнении с Аддингтоном. Высоким и широкоплечим... Полным кипучей энергии, которой отцу так не доставало. И уж не ее ли, Лиззи, вина, что он так переменился?
Грудь сдавило от болезненного спазма, слезы вскипели на глазах, и девушка, проигнорировав законы вежливости и этикета, пулей метнулась из комнаты, не удостоив присутствующих ни единым словом прощания. Пронеслась по парадной лестнице и, ворвавшись в спальню, упала на кровать. Уткнулась лицом в подушку, закусила ее зубами...
Стыд, вина и отчаяние выходили слезами, словно вскрытый нарыв.
Тоска по матери нахлынула с удвоенной силой...
Если бы только она была жива... Если бы только была рядом и направляла ее. Не случилось бы, верно, ничего подобного происшествию с ключом... не случилось бы глупого гадания, даже ее влюбленности в Мэннинга могло бы не случиться. Рядом с матерью все могло быть иначе...
Лиззи утерла нос и потянулась к шкатулке на туалетном столике: в ней хранилось единственное, что осталось в память о матери – кольцо с изумрудом. Фамильная драгоценность, принадлежавшая когда-то ее бабушке... Той самой, с которой Лиззи ни разу не виделась – родители говорили, ее нет в живых – однако знала, что та любила работать в саду: выращивала цветы и травы. Лечила многие хвори при помощи травяных настоек...
Сама Лиззи растила только галантусы и бугенвеллии – в лечебных травах она едва ли разбиралась. Разве что заваривала ромашку от расстроенных нервов...
Теперь не помогла бы и бочка ромашкового чая.
Девушка снова разрыдалась, сжимая в кулаке материно кольцо... И слышала, как долгое время спустя уходил их нежданный гость. О чем они беседовали с отцом, ей было совершенно неведомо: Кэтти сказала лишь, они удалились в хозяйский кабинет и угощались отцовским кларетом.
Сам факт подобного расточительства рассердил Лиззи не на шутку: уж лучше бы и вовсе опорожнить бутылку в помойное ведро, чем потчевать недоброго гонца.
А Аддингтон был именно недобрым: его слова разбили ей сердце. Признание капитана Мэннинга, переданное его устами, разбило ей сердце вдвойне... Она лишилась подруги, надуманного возлюбленного и потеряла доверие отца.
Могло ли быть что-то худшее?
Казалось, ответ очевиден, двух мнений быть не может, и только двумя днями позже Элизабет поняла, насколько сильно она ошибалась. Нынешние беды представлялись лишь преддверием чего-то большего...
8 глава.
Письмо пришло незадолго до Рождества: ничем непримечательное, самое обычное. Его принесли с утренней почтой, и мистер Хэмптон вскрыл его с легким сердцем, ничуть не опасаясь внутреннего содержимого. Возможно, один из старых друзей поздравлял его с предстоящими праздниками или звал погостить у себя на Пасху. Тогда как раз начинался сезон охоты, а мистер Хэмптон был охочь до прогулок в лесу с ружьем наперевес.